Сергей Хрущев - Никита Хрущев. Реформатор

Леонид Ильич покачнулся, стал хвататься руками за спинку кресла, медленно осел на пол. Охрана унесла потерявшего сознание незадачливого бойца в соседнюю комнату. Вызвали врача. Брежнева привели в чувство, и он уехал на дачу. На заседание Президиума он больше не приходил ни в тот день, ни в последующие. [44] В книге «Рождение сверхдержавы» (М., Время, 2003) я, базируясь на слухах, написал, что «Брежнев вскоре вернулся в зал заседаний, но слова больше не просил». В настоящем издании последовательность событий изложена в соответствии с опубликованными воспоминаниями Н. А. Мухитдинова.

На людях Брежнев появился, когда все окончательно прояснилось, уже на Пленуме ЦК.

Активно, я бы сказал, агрессивно повел себя на заседании не так давно (в июле 1955 г.) избранный членом Президиума ЦК Кириченко. Секретаря Украинского ЦК «старики» не считали ровней. Алексей Илларионович придерживался иного мнения и сдаваться не намеревался. Кириченко грубо, наотмашь отбивал все обвинения, не особо утруждая себя подбором аргументов. Он знал, что терять ему нечего, без Хрущева нет будущего и у него.

Как и что говорил Суслов, я просто не знаю. Не запомнилось его выступление ни Мухитдинову, ни Кагановичу, ни Микояну.

Затем, со слов Аристова, в поддержку отца выступили: он сам, Беляев, Фурцева, Поспелов.

К концу послеобеденного заседания из имевших право голосовать членов Президиума ЦК выступили все, кроме Сабурова с Первухиным и самого Хрущева. «Молотовцы» договорились слова ему не давать, пока все не определятся. Они боялись, что отцу с его ораторскими способностями и силой убеждения удастся развернуть ход заседания в свою пользу. И вообще, они его боялись.

Первухин с Сабуровым рассчитывали отмолчаться, но тщетно. «Перед голосованием, намеченным на сегодняшний вечер, высказаться обязаны все, нечего по кустам отсиживаться», — категорически заявил Молотов.

«Они сильно на нас нажимали», — пожалуется впоследствии Первухин.

Первым из этих двоих говорил Сабуров. Отец, вопреки логике, все еще продолжал надеяться, что Сабуров, если и не выступит на его стороне, то хотя бы останется нейтральным. Не поддержал же он Кагановича в его обвинениях отца в троцкизме. Но надеялся отец напрасно. Как вспоминал Мухитдинов, Сабуров в резких выражениях обвинил Хрущева в провалах «по линии планирования, финансирования народнохозяйственных дел», то есть в том самом, за что его самого, Сабурова, всего полгода назад отрешили от Госплана. Вел себя Сабуров агрессивно, агрессивнее других, может быть, за исключением Кагановича. Сабуров присоединился к предложению отрешить Хрущева от должности и назначить его министром сельского хозяйства.

Сабуров закончил говорить без чего-то шесть. Как и накануне, члены Президиума в тот вечер собирались на важное протокольное мероприятие. Югославский посол устраивал прием в честь гостившего в Советском Союзе госсекретаря по вопросам обороны, генерала армии Ивана Гошняка. Югославам заранее пообещали, что к ним, наряду с маршалом Жуковым, придут Хрущев, Булганин и еще кто-нибудь из членов Президиума ЦК. Вот и пришлось выступление Первухина отложить до утра. Противники отца перенесли окончание заседания на следующий день с легким сердцем, большинство уже определилось, победа сомнений не вызывала, проголосуем не сегодня, так завтра. Завтра даже лучше, к тому времени Маленков обещал подготовить соответствующую резолюцию. Отцу оттяжка в голосовании пришлась очень кстати, он понял, что на Президиуме каши не сваришь. И он решил действовать. «Молотовцы» и не подозревали, что дело не только не приближается к развязке, а самое интересное только начинается.

С решением, кому четвертым идти на прием к югославам, вышла небольшая заминка. Никто из «молотовцев» идти с Хрущевым на прием особого желания не выразил, и отец тоже не жаждал их компании. На выручку, как всегда, пришел Микоян. Вчетвером они отправились на прием.

«Молотовцы» решили собраться в Кремле у Булганина часов в восемь, как только он вернется с приема. Со слов Первухина, там, кроме него самого, присутствовали Булганин, Маленков, Молотов, Каганович, Сабуров. Ни Ворошилов, ни Шепилов не пришли. Ворошилова, скорее всего, просто не позвали, в его позиции никто не сомневался, а проку от него при обсуждении столь «горячего» вопроса никакого, он только внесет сумятицу. Шепилов же к тому моменту еще не определился.

Карьера Шепилова складывалась неровно: он пробивался почти на самый верх, и тут, по совершенно не зависящим от него причинам, успех оборачивался катастрофой. Сразу после войны его заметил Жданов, в то время второй после Сталина человек в стране. 18 сентября 1947 года он сделал Шепилова заместителем начальника Управления пропаганды и агитации ЦК, заместителем Суслова. «Фактически вам придется вести все дело, Суслов сейчас занят другими делами (якобы говорил Шепилову Жданов. — С. Х. ). Уберите с идеологического фронта мелкую буржуазию, привлеките людей из обкомов, из армейских политработников и дело пойдет наверняка… 18 сентября 1947 года началась новая полоса в моей жизни». Когда речь идет не об отце, Шепилову можно верить, с поправкой, конечно, на неимоверное самомнение автора.

Шепилов резко пошел в гору, но тут Жданов умер, следом грянуло «Ленинградское дело». В 1950 году Шепилова уволили со всех постов, он со дня на день ждал ареста. Ареста не последовало. Продержав Шепилова между жизнью и смертью примерно с год, Сталин вернул его в ЦК, но уже не начальником, а рядовым инспектором Агитпропа. Приходилось все начинать сначала. Шепилову снова повезло, Сталин занялся экономическими проблемами социализма, поручил ему, специалисту по политэкономии социализма, написать «правильный» учебник. Они даже несколько раз встречались. В результате на XIX съезде партии Шепилова избрали членом ЦК. В 1952 году Сталин назначает его главным редактором газеты «Правда» и тут же в дополнение к «Правде» делает Шепилова председателем Постоянной комиссии ЦК КПСС по идеологическим вопросам. Кабинет ему отводят на пятом этаже здания ЦК, «который после реконструкции числился кабинетом Сталина, — с гордостью отмечает Шепилов, — но Сталин работал в Кремле, и свой пустовавший кабинет отдал Шепиловской комиссии». Воистину, скромностью Шепилов не страдал.

Отсюда, с самого привилегированного пятого этажа, — прямая дорога в Секретариат, а там и в Президиум ЦК. Но… «5 марта 1953 года, около 10 часов вечера зазвонил кремлевский телефон.

— Товарищ Шепилов? Говорит Суслов. Только что скончался товарищ Сталин».

В третий раз приходилось начинать сначала. Правда, Шепилов оставался главным редактором в «Правде», пока новое начальство не подберет туда кого-нибудь из своих. Следовательно, требовалось срочно стать своим. Но своим у кого? У Молотова? У Берии? У Маленкова? Шепилов поставил на Хрущева. С тех пор они тянули с одной упряжке. Отец все больше доверял ему, а Шепилов старался оправдать его доверие. И оправдывал. Шепилов искренне писал Сталину «правильный» учебник политэкономии социализма. Теперь он также искренне помогал отцу писать доклад, разоблачавший преступления Сталина. Шепилов вновь шустро заскакал по ступенькам партийной иерархии: из главных редакторов «Правды» в секретари ЦК по культуре, пока под началом Суслова, но только пока. Вскоре Шепилов, уже вместо Молотова, становится министром иностранных дел. И снова с повышением переходит в секретари ЦК, уже в ранге кандидата в члены Президиума ЦК, уже не под Сусловым, а наравне с ним. Пока наравне… И вот на тебе! Так некстати вылезли эти Молотовы с Маленковыми с затеей сбросить Хрущева. Снова придется начинать сначала. Если, конечно, вовремя не сориентироваться. Хрущев силен, и если он победит, то его, Шепилова, будущее обеспечено. А если не победит? К концу второго дня заседаний Президиума ЦК Шепилову становилось все яснее: Хрущев проигрывает, большинство вот-вот проголосует за его отстранение, и тогда все пропало.