Бранко Лазич - Исторический очерк: Никита Хрущев, Доклад на закрытом заседании XX Съезда КПСС

Девятнадцатый съезд коммунистической партии СССР проходил в Москве в 1952 году (5-14 октября), в присутствии Сталина. Предыдущий съезд, восемнадцатый, состоялся более тринадцати лет тому назад, вопреки существовавшему тогда партийному уставу, по которому общепартийный съезд должен собираться по крайней мере раз в три года. Не только война объясняла это длительное запоздание, столь характерное для того презрения, с которым Сталин относился к понятию законности внутри самой партии. На девятнадцатом съезде было решено, что впредь общий съезд партии должен собираться каждые четыре года. Докладчиком, представившим ряд проектов, реформирующих партийный устав, был Никита Хрущев.

Пять месяцев спустя Сталин умер, и в сентябре 1953 года Хрущев был избран первым секретарем центрального комитета партии СССР. Упорно решив резко изменить сталинскую политику в различных областях, Хрущев не пренебрегал партийными съездами: если последний «сталинский» съезд побил все рекорды запоздания, то первый послесталинский собрался на шесть месяцев раньше предельной даты, предвиденной уставом. Съезд должен был начать свою работу 14 февраля 1956 года.

Как только это решение было принято, все стало развиваться по заранее разработанному сценарию: были созданы различные комиссии для согласования предварительных вопросов, с тем, чтобы впоследствии перейти к окончательной редакции докладов, которые будут представлены участникам съезда. Как раз в этот период подготовки к съезду возникает первая неожиданность (за ней последуют многочисленные другие, которые будут сопровождать разоблачение «культа личности»): Хрущев предлагает создать комиссию, которая по сути дела не связана ни с одним положением из уже объявленной программы будущего съезда.

В то время никакие сведения, связанные с этим проектом, не просочились ни в западную, ни в советскую печать; об этом проекте ничего не было известно даже внутри партии. Лишь одиннадцать членов политбюро были в курсе. И только через пятнадцать лет, когда на Западе были опубликованы Воспоминания Хрущева, стали известны те первые попытки, которые в дальнейшем привели к знаменитому докладу на закрытом заседании двадцатого съезда КПСС. Разумеется, достоверность этих Воспоминаний не всегда полностью очевидна, но можно утверждать, что около восьмидесяти процентов первого тома и сто процентов второго — безусловно, подлинные воспоминания. Те данные, которые приводятся в Воспоминаниях о создании этой комиссии, вполне заслуживают доверия.

Создание и существование этой комиссии можно разделить на три последующих этапа.

Первый этап: сразу же после создания комиссии внутри политбюро происходит своего рода раскол. С одной стороны, — Хрущев, представляющий двигательную силу по разоблачению «культа личности»; а с другой стороны, — старейшие члены политбюро, и следовательно, более, чем Хрущев, связанные со Сталиным, составляют тормозную силу — Ворошилов (член политбюро с 1926 года), Молотов (с 1926 года) и Каганович (с 1930 года). Все прочие, находившиеся между двумя этими силами, были осторожны и нерешительны, более озабоченные не защитой Сталина, но стремлением приладиться к его преемнику Никите Хрущеву, который так описывает в своих Воспоминаниях эту первую подготовку: «Я представил этот вопрос на заседании политбюро и предложил создать комиссию по расследованию деятельности Сталина, а также всей его эпохи. Я в особенности хотел это сделать в предвидении приближавшегося двадцатого съезда. Для меня не было никакой неожиданности в том, что Ворошилов, Молотов и Каганович не проявили никакого энтузиазма по поводу моего предложения. Помню, что Микоян меня не поддержал, но и не предпринял ничего, что бы могло заблокировать мое предложение» {1} 1 «Khrushchev Remembers, with an Introduction, Commentary and Notes» by Edward Crankshaw, London 1971, p. 344. В 1979-81 it. Chalidze Publications (New-York) выпустило «Воспоминания» Никиты Хрущева в двух томах. К сожалению, по сравнению с американским изданием и французским, в нем большое количество пропусков. Поэтому мы даем цитаты из «Воспоминаний» Хрущева в обратном переводе с английского. (Примечание переводчика.) . Предложение Хрущева было принято благодаря тем членам политбюро, которые вошли в него сравнительно недавно: Булганин (в 1948 году), Сабуров и Первухин (в 1952 году), Кириченко и Суслов (лишь в июле 1955 года, уже в царствование Хрущева и благодаря ему).

Второй этап: работа созданной комиссии. Хрущев пишет в Воспоминаниях: «Различные доказательства, представленные этой комиссией, были полной неожиданностью для многих из нас. Я говорю о самом себе, Булганине, Первухине и Сабурове и некоторых других. Я думаю, что Молотов и Ворошилов были лучше информированы о подлинных размерах и причинах сталинских репрессий…» {2} 2 Op. cit. р. 345. . Снова некоторое указание на разногласия внутри политбюро, с той лишь разницей, что Хрущев присваивает себе довольно голубую роль, включая самого себя в ряды недавно избранных членов политбюро, тогда как на самом деле он стал членом этого высшего партийного органа задолго до войны: первый секретарь столичного райкома партии и столичной области с 1935 года, кандидат в члены политбюро с 1938 года, член политбюро в 1939 году, Хрущев занимал высшие государственные и партийные посты как раз в период великих сталинских чисток и находился в самом геополитическом центре этих чисток.

И лишь на третьем этапе деятельности комиссии на самом съезде появляются первые серьезные последствия того решения, которое станет событием мирового и исторического значения.

Клемансо говорил, что в условиях парламентской демократии создание комиссии служит лишь для погребения обсуждаемого вопроса. Мы видим, что в коммунистической партии СССР происходит скорее обратное. Такая комиссия занимается эксгумацией какого-либо вопроса, но обычно лишь для замкнутого круга партийной элиты. Почти для всех членов политбюро «дело Сталина», на первоначальном этапе, сводится к обмену мнений, при закрытых дверях, между ними самим, с одной стороны, и этой комиссии, включавшей четыре или пять человек. Эксгумация же трупа Сталина, отнюдь, не обязывала их к публичному обсуждению всех этих вопросов, и уж менее всего перед 1 436 делегатами двадцатого съезда партии.

Благодаря Хрущеву, события приняли иной ход. Он рассказывает: «Хотя съезд проходил безо всяких потрясений и мое выступление было принято с воодушевлением, я не был удовлетворен. Я без конца думал о различных фактах, представленных комиссией Поспелова. В конце концов, я решился и во время перерыва одного заседания, очутившись в одной комнате вместе с членами политбюро, я задал им вопрос: „Товарищи, что мы будем делать с отчетными данными товарища Поспелова?“» {3} 3 Op. cit. р. 347. .