Сергей Хрущев - Никита Хрущев. Реформатор

27 июня 1963 года газеты сообщают о пуске Полоцкого нефтеперерабатывающего завода в Белоруссии, еще одного предприятия из запланированных в Постановлении 1958 года.

11 июля 1963 года Хрущев, в сопровождении других «товарищей», едет на ВДНХ, ходит по павильонам, задерживается у экспозиции машин для животноводства, подробно расспрашивает, как устроен «механический птичник», так тогда называли птицефабрики, высоко отзывается о новейших доильных установках «Омичка» и «Веер». Затем все наблюдают за соревнованием стригалей овец. Зрелище увлекательное, естественно, для тех, кто разбирается в этом непростом деле. Стричь требуется быстро, но так, чтобы и овцу не травмировать, и настриг получить ровный, без грязи и мусора. Побеждает, как и ожидалось, чемпион мира в этом профессиональном «спорте» новозеландец Годфри Боуэн.

13 марта 1963 года происходит реорганизация правительства, создается Высший совет народного хозяйства СССР (ВСНХ) и одновременно резко укрупняются совнархозы. Их количество сокращается с первоначального (в 1957 году) почти полутораста до тридцати. Во главе ВСНХ становится Дмитрий Федорович Устинов. Ему теперь подчиняются и Госплан, и совнархозы, и госкомитеты, а подотчетен он только Совету Министров, его председателю, Хрущеву. Номинально Устинов, естественно, зависит от отца, но по существу отец во многом становится зависимым от Устинова. Все нити управления народным хозяйством в его руках, вся информация стекается к нему, он решает, что продвинуть, а что и попридержать, что доложить Хрущеву, а о чем умолчать.

Эта очередная и, казалось бы, рутинная пересадка в московских кабинетах, столько раз уже там пересаживались, на самом деле — шаг назад к старой командно-централизованной системе. Поиск более эффективной структуры управления экономикой начался еще в 1957 году, и с тех пор не прекращалась борьба двух начал: централизованного по вертикали и распределения полномочий по горизонтали.

Хрущев с Засядько ратовали за передачу права принятия решений вниз — республикам, совнархозам, а в последнее время даже директорам предприятий. За центром, Москвой, оставляли только координирующие функции и составление общего плана развития экономики на пять, десять, пятнадцать и даже двадцать пять лет. В столь далекой перспективе план превращался в прогноз. Этот план-прогноз должен был намечать основные направления развития экономики страны, увязывать ее в единое целое, а конкретные директивы и цифры — надо определять на местах. Не управлять, а дирижировать экономикой в новых условиях, по мысли реформаторов, предстояло Госплану, постепенно трансформирующимуся из чисто директивного органа в научно рекомендательную структуру, обобщающую опыт предприятий. При этом за ним сохранялась и надзирающая, другими словами, командная функция. Как увязать эти противоречащие друг другу принципы, еще предстояло продумать. В новых условиях Комитет по координации научных исследований вместе с другими профильными госкомитетами должен был информировать Госплан о последних тенденциях и достижениях науки, с тем чтобы подстраивать план под них, а не втискивать новые идеи в прокрустово ложе плана. «Новые мысли рождаются не по плану. План — это мусорная яма для бюрократа. Ученые приходят к нему со своими предложениями, а он им в ответ: планом не предусмотрено», — возмущается отец на заседании Президиума ЦК 23 декабря 1963 года.

Подобные приведенному выше высказывания отца разбросаны тут и там по его выступлениям второй половины 1962-го и первых месяцев 1963 года. Но всё это разрозненные мысли, в четкую схему они пока не сложились. Отец видел будущую советскую экономику как саморегулирующуюся децентрализованную систему, в которой взаимоотношения производителя-предприятия и государства сведутся к взаимовыгодному минимуму, как то: отчислению в бюджет заранее оговоренной части прибыли и определение генеральной стратегии капиталовложений. Именно этим ему нравились идеи Либермана и иже с ним — экономисты сформулировали то, что он сам интуитивно ощущал. В развитие не прекращавшейся в прессе полемики об основных принципах управления социалистическим народным хозяйством, он распорядился начать масштабный эксперимент. В 1963 году решили организовать работу «по Либерману» на 48 предприятиях в самых разных отраслях промышленности, в том числе самостоятельность получили: прославленная московская кондитерская фабрика «Красный Октябрь», никому не известный Энгельсский комбинат химического волокна, один из металлургических заводов, швейная фабрика «Большевичка». Продолжали работать по-новому и отданные на откуп Худенко целинные совхозы.

Камнем преткновения здесь становились проблемы переходного периода. Республики, совнархозы, управляемые, казалось бы, ответственными людьми, государственниками, чуть дашь слабину, стараются урвать себе больше, не считаясь ни с интересами соседей, ни государства в целом. А что произойдет, если реальная власть перейдет к директорам? Каждым из них руководит собственный расчет. Как преодолеть эту «болезнь», отец пока себе не представлял.

Противостоящие ему силы тем временем не дремали. Они тоже пеклись о благе страны, но только понимали его иначе. Выполнять и перевыполнять планы с каждым годом становилось все труднее. С переходом от «мобилизационной» к «нормальной» экономике разнообразие выпускаемых товаров лавинообразно увеличивалось. Вместо сотен и тысяч наименований приходилось оперировать десятками тысяч, от ядерных реакторов и космических кораблей до тапочек и бритвенных лезвий. В узком госплановском горлышке то и дело образовывался затор, никто ни с чем не успевал, то тут, то там вдруг возникал дефицит. Все бросались его «расшивать», а пока «расшивали» о одном месте, проблема возникала в другом. И так без конца.

Казалось бы, ответ напрашивался сам собой: пусть всей «мелочовкой» занимаются производители, а Госплан с правительством создают условия их материальной заинтересованности в удовлетворении запросов потребителей, делают их работу прибыльной и привлекательной. Отец им все уши прожужжал, надоел с этой «материальной заинтересованностью». С ним не спорили, но и не соглашались. Бюрократы старой, сталинской школы во всем винили совнархозную вольницу, «либерманов» они и на дух не переносили. Выход им виделся один: закрутить гайки, навести порядок, восстановить хозяйственную дисциплину, что на их языке означало жесткую вертикаль управления, структуру подчинения сверху до низу, «от Москвы до самых до окраин», оставив за совнархозами, не говоря уже о предприятиях, единственную свободу — свободу исполнения спущенных сверху приказаний. Такой точки зрения придерживалось большинство министров, а идеологом бюрократического ренессанса стал первый заместитель отца в правительстве Алексей Николаевич Косыгин. По иронии судьбы именно ему отец в 1963 году поручил упорядочивание государственных структур. В ЦК его поддерживал проповедник жесткой власти Козлов, в Совмине — Устинов, Новиков, Ломако и все остальные заместители отца.