Сергей Хрущев - Никита Хрущев. Рождение сверхдержавы

Однако не обо всем сообщали по телевидению. Дотошный Макнамара подсчитал, во что обойдется вторжение. Для этого потребуется четверть миллиона солдат, не считая дополнительных 90 тысяч морских пехотинцев и десантников первого броска. Потери оценивались примерно в десять процентов от задействованного личного состава, то есть от 25 до 35 тысяч человек.

Чтобы подавить сопротивление кубинцев и обеспечить нормальную высадку, необходимо будет произвести две тысячи самолетовылетов.

Комитет начальников штабов считал обязательным придать десанту средства усиления — тактические ядерные ракеты «Онест Джон». Президент дал согласие, оговорив, что на оснащение их атомными боеголовками нужно испросить у него специальное разрешение.

В 11 вечера в Пентагоне получили известие, что первые пятнадцать «Юпитеров» на базе в Турции приведены в готовность к запуску.

По странному стечению обстоятельств в тот день арестовали Олега Пеньковского. Со времени его последнего донесения в Вашингтон прошло два месяца. Стиснутый плотным кольцом контрразведки, он физически не мог передать новую информацию. Ему в те дни было ни до Кубы, ни до ракет, ни до Хрущева или Кеннеди. Стало ясно, что Винн не успевает, контрразведчики дышали буквально в затылок. Пеньковский запаниковал. Он набрал условленный номер телефона, оставалось послать последнее прости своим новым друзьям? Хозяевам? Работодателям? Сигнал обговорили заранее, в самом начале сотрудничества. Подобную инструкцию имеет каждый агент, и каждый надеется, что ею не придется воспользоваться. Пришлось…

Но произнес Пеньковский не условную фразу, свидетельствующую о собственном провале, а совсем иную, тоже обговоренную заранее. Она означала, что Советский Союз наносит немедленный ядерный удар по Соединенным Штатам. Что это — ошибка? Или отчаянная попытка покончить с собой и со всей мировой цивилизацией одним разом?

На наше счастье, запал не сработал, принявшие сигнал Пеньковского разведчики из ЦРУ отнесли его к разряду ошибок, сбоев, искажений, неизбежно появляющихся в каналах связи. Президенту о паническом предупреждении даже не докладывали.

Порог своего кремлевского кабинета отец переступил около десяти часов вечера. Возможно, впервые после смерти Сталина ему пришлось приехать на работу в столь поздний час. Зал заседаний еще не наполнился, плотные двойные двери то и дело приоткрывались, один за другим входили приглашенные. Лица у всех выражали недоумение, смешанное с тревогой. Чем вызвано необычное как по времени, так и по срочности совещание, никто не сомневался. Но что конкретно произошло? Собравшихся давила, вжимала в стулья повисшая в комнате зловещая неопределенность.

Когда все собрались, отец повторил уже переставшее быть секретом сообщение о предстоящем выступлении американского президента.

— Речь, видимо, пойдет о наших ракетах на Кубе, — продолжал он. Отец оглядел присутствующих, его взгляд остановился на Малиновском.

— Проморгали, — с досадой произнес он.

Грузный маршал начал подниматься из-за стола, готовя слова оправдания, но отец только махнул рукой: «Что уж говорить. Сидите».

Ему предоставили слово первому. Родион Яковлевич полагал, что паниковать нечего, «США не могут так сразу, молниеносно, без подготовки предпринять вторжение… Даже если они объявят о нем, понадобится не менее суток… Не думаю, что следует приводить ракеты в часовую готовность».

Напомню, по часовой готовности янгелевские Р-12, Р-14 и Р-16 заправлялись агрессивными, разъедавшими металл компонентами и, если не нажать кнопку, через несколько дней становились небоеспособными, для восстановления подлежали отправке на завод. Вот маршал и беспокоился: если сейчас не проявить выдержку, то через неделю или две окажешься безоружным.

После Малиновского генерал Семен Иванов доложил «о положении дел с доставкой военного имущества на Кубу»: где находятся корабли, что везут, а что еще не успели погрузить. Из его слов следовало, что полки Р-12 укомплектованы так же, как и военная группировка, предназначенная для отражения возможного вторжения американцев. Р-14 находятся в пути, но сегодня их присутствие или отсутствие на Кубе ничего не меняет.

Отец согласился с военными. На ракетах договорились провести все проверки до заправки и этим пока ограничиться. Затем отец начал рассуждать вслух: «Войны мы не хотели и не хотим, наша цель — припугнуть США, удержать их от нападения на Кубу. Если они нападут, мы ответим. Может развязаться большая война, что трагично и для нас, и для них, и для всего остального человечества».

Тут он стал перебирать возможные варианты действий: «Объявить по радио о соглашении с Кубой о постановке ракет?»

Никто не возразил, но и не поддержал его.

«Есть два сценария на ближайшие часы, — продолжил отец. — Один — они начнут действовать против Кубы, другой — объявят блокаду острова и пока этим ограничатся».

Решили «в случае американского десанта отражать его всеми имеющимися средствами, включая тактическое ядерное оружие. Стратегические ракеты держать в резерве, применить их только с санкций Москвы».

Чтобы не терять времени даром, обсудили проект политического заявления в связи с обстановкой вокруг Кубы. Отец считал необходимым и важным предупредить свой народ и весь мир, «чтобы американцы не застигли врасплох», утвердили указания представителю в Совете безопасности ООН Зорину и проект резолюции Совета, который ему вменялось внести. Совместно составили письмо Кастро. [84] Президиум ЦК КПСС. 1954–1964. Т. 1. Черновые протокольные записи заседаний. Стенограммы. М.: Росспэн, 2003. С. 617–618.

Далее советоваться оказалось не о чем, разговор не клеился. Оставалось ждать новостей. Время тянулось нестерпимо медленно.

Около половины третьего ночи, за полчаса до назначенного срока, сидевшего в углу зала за маленьким столиком Олега Александровича Трояновского, помощника отца по международным делам, вызвали к телефону. Из Вашингтона звонил Добрынин. Олег Александрович еще разговаривал с Вашингтоном, когда позвонили из МИДа, из приемной Громыко, и сообщили, что советник-посланник США в Москве Ричард Дэвис только что передал срочное письмо отцу. Трояновский попросил зачитать текст. Дежурный читал не спеша, стараясь не упустить ни слова. Ничего нового к сообщению Добрынина послание не добавило, это было все то же предстоящее выступление Кеннеди по американскому телевидению. Отсутствовал Трояновский долго, казалось, целую вечность. Наконец он вернулся, держа в руках кипу торопливо исписанных листов.

— Что там? Читайте, — натянуто улыбнулся отец.

Трояновский, запинаясь, то и дело останавливаясь, чтобы свериться со своими записями, зачитал ныне известное всем заявление президента Кеннеди. У присутствующих в зале оно вызвало чувство облегчения: не война. За эти часы томительного ожидания, когда в голову лезли самые мрачные предположения, блокада представлялась чем-то вроде избавления. Конечно, только в первые минуты. По словам Трояновского, отец воспринял сообщение спокойно. Некоторое недоумение у присутствующих вызвал термин «карантин». Ни Кузнецов, ни Малиновский не смогли объяснить, что же он означает на деле. Не вызывало сомнения одно — нам угрожают.