Сергей Хрущев - Никита Хрущев. Рождение сверхдержавы

Отец нервничал. Обстановка в те годы сильно отличалась от нынешней. Соперничество двух стран только разгоралось. Победа в Конго одних, поражение других трактовались как выигрыш или проигрыш Советского Союза или Соединенных Штатов, социализма или империализма. Отец внимательно следил за событиями, болезненно реагировал на каждую неудачу.

И здесь он не мог остаться безучастным. Его беспокойная натура жаждала действий. Он вызвал (я присутствовал при разговоре) адмирала Горшкова и председателя Комитета по судостроению Бориса Евстафьевича Бутому и задал им вопрос: «Во что обойдется и сколько потребуется времени для строительства эскадры быстрого реагирования? Такой, которая способна в любом районе своей силой и флагом Советского Союза поддержать наших друзей».

На предварительные выкладки понадобилось около недели. В полученном отцом заключении специалистов говорилось, что строительство боевых и вспомогательных кораблей займет около пяти лет, а обойдется эскадра примерно в пять миллиардов рублей.

В ответ отец только пробурчал:

— Дороговато. Таким деньгам найдем применение получше.

Больше он к этому вопросу не возвращался.

Основной внешнеполитической проблемой осени 1954 года стала реальность создания западногерманской армии, ее включение в вооруженные силы НАТО. Готовящиеся решения серьезно изменяли соотношение сил в Европе. Отец предпринимал лихорадочные, но безрезультатные попытки если не остановить, то хотя бы сдержать развитие процесса.

13 ноября в соседние страны направляется нота с предложением до ратификации Парижских соглашений собраться на общеевропейское совещание по обеспечению взаимной безопасности. Призыв остался без ответа. О подобной возможности в те годы никто и не думал. Безопасность определялась лишь количеством и качеством противостоящих дивизий. Отец и сам не верил в реальность достижения взаимоприемлемых соглашений. Время пока не пришло. Его призыв носил скорее пропагандистский характер.

И все-таки 29 ноября с большой помпой в печати в Москве открывается общеевропейское совещание по безопасности в Европе, но… в составе только наших союзников, стран народной демократии. Собравшиеся рьяно убеждают друг друга в опасности ремилитаризации Западной Германии, на заседаниях царит завидное единство. Через четыре дня принимается единогласное решение, направленное против вооружения Германии. А через два месяца Бонн ратифицирует Парижские соглашения, они станут реальностью.

Наступала очередь Советского Союза, он не мог больше оставаться безучастным. Так шаг за шагом вызревал феномен, который потом получил название Берлинского кризиса. По внутреннему содержанию он принципиально отличался от блокады Берлина в конце 1940-х годов. Тогда Сталин проверял союзников на прочность, сейчас речь шла о защите интересов стран, избравших путь строительства социализма, и в первую очередь о том, как обеспечить национальную безопасность ГДР, добиться признания западными немцами европейских реалий, установленных после Второй мировой войны. Задачка получалась не из легких. [7] Я умышленно сохраняю терминологию тех лет. Чтобы мы ни думали о своей истории, как бы ни оценивали действия своих отцов, изменить прошлое невозможно, а перекрашивать его под настоящее бессмысленно. Не нужно бояться того, что сегодня мы думаем иначе, что многое не сбылось и не могло сбыться. Пусть ошибки минувших дней послужат нам уроками, и мы их никогда не повторим. Это главное. Поэтому прошу извинения у читателя, я везде в тексте своей книги оставлю без комментариев аргументацию тех лет.

После окончания Второй мировой войны в мире сохранилось только два центра геостратегической гравитации — СССР и США. Остальные вчера еще великие державы — Германия, Япония, Великобритания, Франция — утратили свои позиции: одни потерпели поражение в войне, другие на ней надорвались. Теперь Америка и Советский Союз притирались друг к другу, учились жить вместе в становившемся все более тесным мире. Советский Союз претендовал на равенство, равенство во всем, Соединенные Штаты, как мы знаем, не желали и не желают признавать кого-либо равным себе. В таком случае претенденту остается либо смириться, покорно склонить голову, либо бросить вызов. Таков закон природы, неважно, где происходит эта вековечная драма жизни, в школьном классе юнец с только начинающими пробиваться усами теснит признанного вожака, возмужавший молодой олень бросает вызов старому самцу или лидер нарождающейся сверхдержавы заявляет о своих претензиях. Все они, начиная с демонстрации своих достоинств, нередко доводят ситуацию до кипения, пока один из соперников не даст слабину. Квинтэссенция холодной войны именно в таком соперничестве, она соткана из череды кризисов, от Суэцкого до Карибского. Осенью 1962 года под давлением извне США не признали де-факто равенство Советского Союза, и отношения сразу перешли в новую фазу — фазу соперничества на равных.

Добиваясь признания, претендент неизбежно рискует, он не желает кровопролития, но стороны не всегда способны просчитать все до конца, и тогда может случиться непоправимое. В лесу, сцепившись рогами, погибают красавцы-лоси, а в политике… В том и состоит искусство политика, чтобы не переступить грань…

Когда говорят о конкретном кризисе, неважно каком — Берлинском, Карибском, Суэцком, — то внимание фиксируется на его трагической стадии, когда начинают рваться снаряды и падать бомбы или, по крайней мере, возникает реальная угроза. Тогда откладываются в сторону еще вчера неотложные дела и начинаются лихорадочные поиски выхода. Слава богу, если мы успеваем спохватиться вовремя и есть еще время затушить пожар.

На самом деле кризисы, как болезни, возникают задолго до появления лихорадки. Они зреют медленно. Часто проходят годы, пока проступают результаты правильных или неправильных решений.

В годы первых послесталинских перемен прослеживаются симптомы не одной предстоящей болезни. К сожалению, их пока нелегко распознать. Попробуем оглядеться хотя бы задним числом. Вот одна из болевых точек. Прочитав сообщение о начавшемся процессе вытеснения американцами французов из Вьетнама, мы безошибочно ощутим зарождение трагедии, разразившейся в конце 1960-х годов.

А вот два других сообщения. Информация от 5 июля 1953 года о речи, произнесенной премьер-министром венгерского правительства Имре Надем по случаю назначения нового кабинета. Всего через два года последует решение пленума ЦК Венгерской партии трудящихся об отзыве Имре Надя со всех постов, в том числе председателя Совета министров, исключении его из Политбюро и ЦК за взгляды, расходящиеся с линией Центрального комитета.