Луис Фишер - Жизнь Ленина

В Москве, как сообщил Ленин Иоффе 13 сентября 1921 года, были «некоторые разногласия по этому вопросу внутри ЦеКа». «Очень важно информироваться точнее, — писал Ленин — Я лично очень подозреваю «линию Томского»… в великорусском шовинизме или правильнее в уклоне «в эту сторону».

«Для всей нашей Weltpolitik» — мировой политики — «дьявольски важно завоевать доверие туземцев; трижды и четырежды завоевать; доказать, что мы не империалисты, что мы уклона в эту сторону не потерпим.

Это мировой вопрос, без преувеличения мировой.

Тут надо быть архистрогим.

Это скажется на Индии, на Востоке, тут шутить нельзя, тут надо быть 1000 раз осторожным.

С к. пр. Ленин» {951} .

В конце концов именно Сафаров, а не заподозренный Лениным в великорусском шовинизме Томский, был отозван из Туркестана и назначен консультантом по восточным вопросам в Коминтерне. Материалы о его деятельности рассматривались в ЦКК (Центральной контрольной комиссии). В связи с этим расследованием Сафаров подал заявление в ЦК партии о том, что устраняется от всякой ответственной работы. Ленин ответил ему: «Не нервничайте, это недопустимо и позорно, не барышня 14 лет». Сафарову Ленин доверительно писал, что считает начатое против него дело «вздорным», а между тем отправлял в Туркестан для расследований такого важного большевика, как Г. Я. Сокольников {952} .

Доказать, что большевики не империалисты, выиграть туземцев Туркестана было для Ленина вопросом мирового значения. Успех в Туркестане вызвал бы отклики в Индии и на всем Востоке. Ленин смотрел на вещи в глобальном масштабе. Туркестан и Кавказ могли стать либо мостами, либо барьерами, Керзон и Черчилль не знали, какое значение Ленин придавал Туркестану. Но они считали его красным воплощением Романовых, комиссаром, севшим на царский трон, царем без короны, зато с очень опасными идеями. Вот как медведь разошелся, думали они. Сомнительно, чтобы Ленин, несмотря на все свои иллюзии о неизбежности мировой революции, разделял их оценку возможностей русской экспансии в Азии. К 1921 году он уже знал, что идеи можно распространять либо мечом, либо деньгами.

Кроме того, для Ленина существовали две Англии: одна, которую он хотел бы унизить в Азии, другая, за которой, как за мировым банкиром, купцом и производителем, он изо всех сил ухаживал в Лондоне. Было, по крайней мере, два Ленина, две души, мирно уживавшиеся в одной груди и верные лишь одному принципу: Советская власть должна уцелеть во что бы то ни стало. Ради этого России надо было торговать с капиталистами, а цитаделью капитализма была Англия, которая тоже нуждалась в торговле, чтобы просуществовать. Но кое-кто в Англии считал, что империя важнее торговли. Ленинизм в Азии и красная пропаганда дома казались опаснее денежного убытка. Но были и такие, которые считали, что коммунистическая опасность не так уж страшна и что ее можно и вовсе свести на нет с помощью нормальных торговых отношений. Большие британские компании надеялись возобновить эксплуатацию предприятий принадлежавших им в России до революции, они просили концессий. Кремль отвечал самым обнадеживающим образом. Некоторые английские деловые люди считали, что торговые отношения должны зависеть от того, признает ли РСФСР за собою долги царской России. То ли в ответ на давление со стороны этих кредиторов, то ли чтобы избежать дальнейших разногласий в уже и без того распадающейся Антанте, Ллойд Джордж запросил Париж об отношении Франции к англо-русскому торговому соглашению, Министр иностранных дел Аристид Бриан ответил 25 ноября 1920 года очень оригинальной нотой {953} . Французское правительство, говорилось в ней, «не возражает против восстановления торговых сношений между частными лицами». Но поскольку государственная внешнеторговая монополия воспрещает частным лицам в Советской России заниматься торговлей за границей, Бриан говорил, по сути дела, что он возражает против торговли с Советской Россией. Кроме того, он поставил уже знакомое условие: Россия должна заплатить довоенные и военные долги. Однако, относясь с подозрением к платежеспособности большевиков и к их готовности платить старые долги, французы предложили создать особую организацию, которой было бы поручено исполнение платежей по задолженности. «Платеж должен проводиться таким образом, чтобы это способствовало использованию естественных ресурсов страны». Бриан мечтал о превращении Советской России в экономическую колонию Запада.

Большевикам не пришлось отвергнуть план Бриана. Его отвергли англичане, заявившие 24 июня 1921 года, что возобновление торговли с Россией и признание ею своих долгов должны рассматриваться как отдельные вопросы.

16 марта 1921 года был подписан торговый договор между РСФСР и Великобританией. Обе стороны считали, что за этим договором последует мирный договор и возобновление дипломатических отношений. Лед тронулся, блокада была сломлена, началась торговля с большевиками. Теперь между Россией и внешним миром действительно установилось, как говорил Ленин, «известное равновесие сил».

Известное равновесие сил установилось и внутри Советской России. Его нарушали голод и нищета, а также остаток радикализма в революционных кругах. 14 апреля 1921 года Ленин писал члену Политбюро и председателю Моссовета Л. Б. Каменеву: «Говорят, рабочие через 3–4 месяца потребуют отмены свободной торговли. Де не хотим, чтобы булочки ели бюрократы». Тут был зародыш классовой борьбы, проявлявшийся в зависти: бюрократам или совслужащим нэп был выгоднее, чем рабочим. Что мог Ленин сделать в этом отношении? «Не следует ли заранее принять меры, — пишет он Каменеву, — 1) тотчас налечь на дома отдыха изо всех сил. Увеличить за лето и за осень число их. Потом будем покупать «отдыхающим» изредка, по очереди, и «булочки». 2) обдумать иные очереди для покупки детям или «премиальным» подарков. Но важнее 1-ое. Черкните Ваше мнение и что делается. Salut! Ленин» {954} .

Ленин, должно быть, не высоко ценил классовую сознательность пролетариата, если полагал, что его можно утихомирить путевкой в «дом отдыха» на конфискованной вилле капиталиста, подарками для детишек да белыми булочками, распределяемыми изредка и по очереди.

На XI съезде РКП Рязанов предложил резолюцию о запрещении печатания объявлений в партийной печати. Микоян внес поправку о запрещении объявлений лишь в «Правде». М. Ульянова и другие члены редакции «Правды» не стали возражать Микояну. Так как Ленин в момент принятия поправки на съезде отсутствовал, Ульянова решила вызвать его на заседание. Приехав, он передал Каменеву записку: «Говорят, съезд провел отмену объявлений в «Правде»? Нельзя ли исправить, ибо это ошибка явная?»