Сергей Чупринин - Признательные показания. Тринадцать портретов, девять пейзажей и два автопортрета

Что же тогда спрашивать с тех, у кого мозги по-радикальному устроены, кто алчет славы ничуть не меньше, чем Герострат, и готов идти — хоть вместе , хоть врозь — так же далеко, как и Герострат?

Они, что мы и видим, бесятся от бессилия. Они готовы назвать себя хоть фашистами, хоть революционерами, хоть экстремистами, хоть горшком или груздем — лишь бы только засветиться , лишь бы только запомниться.

Они у честного народа на глазах в умоисступление впадают.

«Я хочу, — криком кричит, христом-богом молит Ярослав Могутин, — чтобы мои книги были запрещены во всех цивилизованных странах (не говоря уже о нецивилизованных), чтобы мои книги контрабандой перевозили через границы, как оружие, наркотики или детское порно, я хочу, чтобы мои книги публично сжигали на центральных площадях всех столиц мира, чтобы за мои книги могли убить, посадить или по крайней мере отлучить от церкви».

Его не слышат. Хуже, чем не слышат, ибо преспокойно берут (или не берут) его изданную в России книжку с российского прилавка и читают (либо не читают) перед тем, как перейти к водным процедурам или к другим книжкам. И ведь это Могутин, который, по словам Дмитрия Волчека,

«действительно пишет “неразрешенное”, и желающие могут отыскать в его текстах пренебрежение едва ли не всеми статьями уголовного кодекса, не говоря уже о правилах политкорректности» [44] «Новая русская книга», 2000, № 2. .

Что остается нашим, более осмотрительным, чем Могутин, свободным радикалам?

Уподоблять новую Россию

«глухой стене, по которой уверенно молотит боксерская перчатка. Все чисто, отморожено и конкретно» [45] «Ex libris Независимой газеты», 27.02.2003. .

Живописать — вослед уже не перестроечным «чернушечникам», а разочарованно модным западным интеллектуалам — мир как бордель, нужник и тюрьму, где место художника — непременно у параши.

Восхищаться, как еще треклятые шестидесятники восхищались, Че Геварой и барышнями-убийцами из «Красных бригад». Или, из нулевого уже десятилетия, такими интеллектуал-авантюристами, как Исраэль Шамир:

«Его враги — американский империализм и компрадорская элита России, его друзья — палестинские партизаны, его цель — комунизм» [46] «Ex libris Независимой газеты», 30.01.2003. «Вот, — чуть-чуть смущаясь, подтверждает и консервативный рецензент шамировской книги «Хозяева дискурса», — такой странный симбиоз получается — с Лениным в башке и с Талмудом в руке. Зрелище, прямо скажем, не самое вдохновляющее. Но все-таки более пристойное, нежели сытый и самодовольный обыватель или трусливый транслятор “общечеловечеких ценностей”» («Консерватор», 21–27.02.2003). («Ex Libris НГ», 30. 01. 2003).

Или предаваться своего рода спиритизму, вызывая то запредельное и потусторонее , то бездну , которая будто бы таится и в народной толще, и в душе каждого русского (или, если угодно, российского) человека [47] «Вот вам, — говорит Дмитрий Быков, посмотрев телеверсию «Идиота», — и сущность русского выбора: либо здравомысленный либеральный атеизм — либо вера со всей ее непредсказуемостью и зверством; а синтеза никакого нет, и третьего не дано. (…) Ну и что делать человеку, живущему в такой стране? Да ничего особенного. Любить бездну. Смотреть на всех с кроткой, не от мира сего улыбкой Миронова-Мышкина, целовать, гладить и искренне гордиться, когда весь остальной мир говорит, что ты идиот» («Огонек», 2003. № 20). . Не случайно ведь в синодик отцов-зачинателей новейшего отечественного радикализма — рядышком с энергетически мощным Прохановым, пишущим на уровне мировых стандартов Сорокиным, жертвенным Лимоновым — все чаще помещают тишайшего Юрия Витальевича Мамлеева, в произведениях которого совсем не пахнет революцией, зато

«все затеяно ради того, чтобы мы, тривиальные представители “Образованщины”, могли как можно смелее заглянуть в несомненную бездну — нутро русского человека в его скрытом, “сверхчеловеческом” виде» [48] «Консерватор», 28.02–6.03.2003. .

И это радует.

Хотя бы потому, что «по-хорошему кровожадные идеи» [49] Там же. Юрия Витальевича никогда, хоть тресни, не овладеют сколько-нибудь широкими массами.

Значит, риторика риторикой, а радикальные идеи наших глянцевых мыслителей так, надеюсь, и останутся в пределах чистого художества или мазохистского жизнетворчества в пределах одной, отдельно взятой судьбы.

Впрочем, они, мыслители, не исключая из этого ряда и Проханова, похоже, и не хотят, чтобы потрясения хоть краешком задели грешную действительность. На что уж вдохновенный искатель бури Дмитрий Быков, но и тот в превосходной, кроме шуток, статье о Блоке предупреждает слишком доверчивую публику:

«И нас не слушайте, когда мы накликаем бурю или проклинаем либерализм: мы художники, а следовательно, не либералы, — но вы люди, а следовательно, не должны слушаться художников. Блок — для подростков и поэтов, для взыскующих града, для кого угодно, — а вовсе не для руководства к действию» [50] Д. Быков . Блуд труда. Эссе. СПб. — М.: Лимбус Пресс, 2002, с. 105. .

Поэтому и опасность, какую (см. эпиграф к статье) несут в себе свободные радикалы, угрожает не столько обществу, сколько искусству, вернее, общераспространенному представлению об искусстве.

Она в заново воспроизводящемся и имеющем в России как минимум вековую историю противопоставлении романтического художника сытой, тупой и самодовольной толпе, то есть, виноват, нам с вами. Она, эта опасность, в плохо подтверждаемом историко-культурными фактами, но все шире и шире тиражируемом убеждении, что подлинное искусство — только и исключительно преступание нормы, всегда экстрим и обязательно провокация, хулиганство, вызов и выпад.

Тон задает, конечно, газета «Завтра».

«Если ты хочешь добиться чего-то в литературе, в массовой ли, или же в самой интеллектуальной, первым делом откажись от лживой буржуазной политкорректности, и ты победишь!» —

трубит, обращаясь к молодым писателям, Владимир Бондаренко [51] «Завтра», 2002, № 39. .

«Плата за недостаточный радикализм — творческая импотенция. Сильные, красивые и адекватные вещи делают исключительно экстремисты», —

убеждает кто-то из бондаренковских единомышленников [52] «Завтра», 2003, № 1. .

Да и издатель «Ad Marginem» Александр Терентьевич Иванов совсем не плох.

«То есть литература, на ваш взгляд, не должна быть сладким пирожным или другой “духовной пищей”, а должна быть бритвой, ножом, режущим по живому? — спрашивают у него, а он преважно отвечает: — Конечно. Только такая литература в современных условиях имеет право на существование. Все остальное, если говорить по большому счету, — несерьезно» [53] «Завтра», 2002, № 46. .