Анатолий Собчак - Жила-была коммунистическая партия

Но самое удивительное, что при этом у большинства кандидатов меньше всего было цинизма и холодного расчета. Циники просто в силу природной осторожности еще не просчитали ситуации. Исключения, впрочем, были. Особенно на вторых выборах в 1990 году. Я имею в виду тех политиков, которые стартовали, казалось бы, из недр "Демократической России" или "Народного фронта", а уже через год-полтора оказались в лагере реакции. Каждый такой случай, конечно, заслуживает отдельного рассмотрения, но все они, по-моему, сводимы к трем типичным вариантам. Первый – самый, увы, распространенный: человек, чьи демократические идеалы слишком высоки и… слишком расплывчаты. Как правило, такие люди самих себя любят больше любых идеалов. Они органически не способны на черновую работу, амбициозны и обидчивы. А поскольку конкуренция среди демократически настроенных коллег весьма ощутима, то "вакансии " открываются в стане противника… Это путь перевертыша-эгоцентрика. Два других – в той или иной степени определены работой соответствующих спецслужб.

Наиболее банальный случай с российским депутатом Сергеем Бабуриным… Генерал КГБ Олег Калугин раскрыл тайну этого внедренного в демократическое движение агента по кличке Николай. И самое поразительное – на следующих выборах (уже после разоблачения) он был снова избран в парламент. Здесь все, кажется, ясно, но сколько таких "Николаев" реально действовало в депутатском корпусе, мы не знаем и до сих пор.

Третий случай – производный от первого и второго – является результатом не столько человеческой слабости или корысти, сколько (и чаще) пережитком имперских иллюзий и тоталитарного сознания, от которых не были свободны в той или иной степени все мы, называющие себя демократами. Депутат мог быть завербован, а мог и сознательно прийти в лагерь реакции, когда затрещал по швам СССР, когда декларации столкнулись с реалиями политического бытия. Так, например, произошло с двумя героями августа 1991-го: бывшим вице-президентом России Александром Руцким и бывшим спикером российского парламента Русланом Хасбулатовым. За два года эти люди оказались по собственной воле в одном лагере не только с Анатолием Лукьяновым и генералом Альбертом Макашовым, но и с откровенными русскими фашистами. Этим политикам не хватило даже обыкновенного здравого смысла понять, что в случае успеха октябрьского советского мятежа 1993 года они были бы в числе жертв нового режима, поскольку ни неокоммунисты, ни национал-патриоты никогда не простили бы им августа 1991 года.

Логика политического противостояния тем беспощаднее, чем случайнее человек в политике. Меж тем политический дилетантизм второй волны демократических политиков вполне очевиден. Как правило, депутатами РСФСР стали те, кому пришлось пережить горечь поражения на выборах в союзный парламент. Страна, даже такая огромная, как Россия, не в состоянии ежегодно генерировать по новому поколению политиков. (Тем более что до середины 80-х в СССР политики как профессии вообще не существовало!) И если в августовском путче повинен второй эшелон коммунистической номенклатуры, то октябрьский мятеж 1993 года – дело рук той части второго эшелона новых политиков из Верховного и региональных Советов, которые возмечтали о собственном всевластии. Эти люди были калифами на час. И если Язов, Павлов или Крючков в свое время все-таки были фигурами весьма значительными, хотя и несомненными реакционерами, то Руцкой и Хасбулатов, Константинов и Уражцев не умели ничего, кроме как витийствовать на митингах или с трибуны Верховного Совета, а весь их политический опыт сводился к критике прежней номенклатуры да к некоторым благоприобретенным навыкам аппаратных игр.

Политик – профессия не менее опасная, чем занятия горнолыжным спортом или альпинизмом. И если в гору всегда идти тяжелее, чем спускаться вниз, то как же может закружиться голова у того, кто был волею случая вознесен к вершинам власти, так и не узнав о трудностях, опасностях и ответственности, которые подстерегают всех, избравших эту стезю.

Конечно, тогда, в конце 80-х, мы мало об этом думали. И не от дела, а от слова заходился дух на предвыборных митингах и в теледебатах. Расплата – неизбежный непрофессионализм депутатов первых призывов российской демократии. И вынужденный компромисс новых политиков с кастой "исполнителей" – чиновников, живущих по правилам прежней системы; иначе говоря, компромисс с опытной советско-партийной бюрократией. Начинаешь лучше понимать Владимира Ленина, сетовавшего на то, что советская власть была вынуждена пойти на компромисс с бюрократией Российской империи… Правда, тут, пожалуй, случай даже обратный. Новая ленинская империя была империей идеологической, и главная претензия Ильича к "спецам" состояла в том, что эти люди просто не могли воспринять методов и идеологии "победившего пролетариата". Для этого они были, как правило, слишком грамотными специалистами.

Наш компромисс – компромисс со средней руки чиновниками, воспитанными в условиях коммунистического застоя. И сразу даже не скажешь, какой из них опаснее. Если большевики, придя к власти, поставили задачу сломать старую государственную машину, то демократы-реформаторы 80-х годов не были столь радикальны, а, напротив, стремились использовать кадры и организации прежнего режима, понимая, что открытая схватка с более чем трехмиллионным отрядом партийно-государственных функционеров (аппаратчиков) неизбежно выльется в гражданскую войну. А этого допустить было нельзя ни при каких обстоятельствах. Россия свою долю гражданских войн в двадцатом столетии отстрадала сверх меры.

Пылкая народная любовь, как любое слишком экзальтированное чувство, быстро угасает. Большевики когда-то пели: "Никто не даст нам избавленья – ни Бог, ни царь и ни герой…". Однако в обычаях русского народа всегда надеяться либо на Бога или царя, либо, в крайнем случае, на героя. Добиваться чего бы то ни было "своею собственной рукой" мы просто не привыкли. Однако обманутых ожиданий скорого решения всех проблем ни царю, ни тем более герою русский человек не прощает. Так случилось с Президентом Горбачевым. В какой-то степени – и с Президентом Ельциным.

И если в разгаре перестройки моим знакомым, путешествующим по Сибири, рыбак-крестьянин мог подарить двух огромных тайменей только за то, что они из Ленинграда ("Это вам за вашего Собчака!"), то сегодня я отдаю себе отчет: такой подарок, конечно, возможен, но такая его мотивировка – уже вряд ли. И это прекрасно! Потому что свидетельствует: люди начинают жить своим умом, без надежд и иллюзий. С детскими иллюзиями нация расстается куда труднее, чем каждый человек в отдельности. Но зато такое расставание уже необратимо. Другое дело, что политику, испытавшему на себе, что такое народное поклонение, требуются и мужество, и достаточная доза критического отношения к себе. Иначе слишком велик соблазн жить вчерашним днем, с воспоминаниями о его победах и достижениях, которых сегодня уже нет. Падение рейтинга популярности, конечно, всегда неприятно. Но катастрофа, если рейтинговая шкала становится для тебя самого чем-то самоценным. Поэтому из политики, как и со сцены, нужно уходить вовремя, чтобы спокойно смотреть в глаза людям и себе в душу.