Теодор Гладков - Джон Рид

В Гарварде Рид впервые встретил человека, повлиявшего на его мышление больше чем кто-либо другой. Линкольну Стеффенсу было уже за сорок, и он находился в зените своей журналистской славы. Его называли «разгребателем грязи» за беспощадные разоблачения коррупции в правительственном аппарате и темных дел крупных монополий. Появление его знаменитой книги «Позор городов» было подобно взрыву бомбы.

В представлении Рида Стеффенс был неустрашимым, буйным ниспровергателем с зычным голосом и дюжими кулаками. Только такой журналист, казалось, был способен внушать страх той преступной своре, которую он вытащил на солнечный свет для всеобщего обозрения. Но Стеффенс оказался невзрачным, узкоплечим человеком, выглядевшим старше своих лет. У него было доброе, усталое лицо сельского учителя с бородкой клинышком. За стеклами очков в простой железной оправе лучились светлые глаза. У него был негромкий, чуть надтреснутый голос.

В Гарвард Стеффенс приехал по приглашению Липпманна, знакомого ему с детства. Липпманн же представил страшно смущенного Джека знаменитому журналисту. Оказалось, что Стеффенс хорошо знает и уважает отца Рида.

Вначале Джек чувствовал себя скованно и напряженно. Деликатный Стеффенс помог ему преодолеть робость, и они разговорились. Было в старом журналисте что-то удивительно располагавшее. С ним хотелось быть честным и откровенным до конца. Никто еще так внимательно не слушал Джека и не понимал его так хорошо. Одна фраза Стеффенса особенно запомнилась Риду, потому что в какой-то степени разрешила некоторые его сомнения:

— Не думайте, что существует пропасть между поэзией и журналистикой. Все дело в способах выражения. В одних случаях писатель стремится создать произведение искусства, в других — просто рассказать свою историю вам, мне, человеку на улице.

Прощаясь, Стеффенс пригласил Джека, если тому доведется бывать в Нью-Йорке, запросто заходить к нему.

Летом 1910 года Джон Рид закончил курс Гарварда. Прежде чем решать, что делать дальше, он хотел осуществить давнюю мечту — провести несколько месяцев в Европе, повидать собственными глазами бесконечно привлекательные дальние страны и чужие города.

Ранним утром 9 июля 1910 года невзрачный пароход «Бостонец», имея на борту семьсот молодых бычков, отплыл в Европу. В этой мычащей компании Джек Рид с одним из гарвардских друзей впервые в жизни собирался пересечь океан. Уолдо Пирс, добродушный, медлительный здоровяк, намеревался изучать живопись в Париже. Узнав, что Джек собирается объехать всю Европу, а при возможности и весь остальной мир, Уолдо вызвался быть его попутчиком хотя бы до Франции.

Но с самого начала между компаньонами возникло разногласие. Рид, как романтик, хотел ехать только на грузовом судне в качестве палубного матроса. Пирс, склонный к комфорту, предпочитал каюты «Мавритании». Вплоть до третьего удара колокола Пирс не прекращал сетовать на нелепую, с его точки зрения, затею Рида ехать со скотом, вместо того чтобы путешествовать в приличном обществе.

Когда «Бостонец» отошел от берега на пять миль, Уолдо совсем затосковал. Убедившись, что команда занята своим делом и на него никто не обращает внимания, он спустился в каюту и положил на постель Джека свой бумажник и часы. Потом он снова вышел на палубу и… перемахнул через борт!

По прошествии двух часов Пирс уже был дома.

На борту «Бостонца» исчезновение пассажира осталось незамеченным. Рид попросту решил, что его попутчик завалился спать куда-нибудь на сеновал. Но утром Пирса хватились. Джек нашел на своей койке его вещи и отнес их капитану. Когда он высказал мнение, что Пирс встретит их в Ливерпуле, капитан только хмыкнул.

— Дай бог, — пробурчал он, — иначе вам не отвертеться от обвинения в его убийстве.

Перспектива была не из веселых Рид искал приключений, но не в такой мере. Пока же в тягостном ожидании решения своей судьбы он наравне со всей командой драил палубу, кормил быков и отстаивал положенные вахты.

Увы, Пирс не встретил его в Ливерпуле, хотя «Мавритания» прибыла в порт на два дня раньше «Бостонца». Павшего духом Рида заковали в ножные кандалы и заперли в каюте. Затем на борт поднялись два громадных английских бобби в высоких шлемах и препроводили Рида в суд. Трудно сказать, чем бы все это кончилось, если бы в зале заседаний неожиданно не появился сам виновник суматохи. Оказывается, Пирс действительно прибыл на «Мавритании» и был в порту. Он побоялся подойти к капитану, так как сообразил, что, сбежав с «Бостонца», он нарушил условия контракта и, по морским законам, является злостным преступником. Только узнав о горькой участи, ожидающей Джека, злополучный любитель комфорта решился предстать пред очи британского судьи.

После формальной процедуры идентификации личности Пирса Рида освободили. Матросы с «Бостонца» сердечно поздравляли Джека и выражали свою радость тем, что звучно шлепали по его спине тяжелыми, заскорузлыми руками. Потом они посоветовали ему как можно быстрее расстаться со своим попутчиком.

Рид именно так и поступил, тем более что Пирсу никак не улыбалось пешее путешествие через всю Англию, которое входило в планы Рида.

Отсутствие спутника никак не отразилось на отличном настроении Джека после его освобождения. Весело напевая ковбойские песенки, он отправился в свое первое путешествие. Дорога до Лондона заняла несколько дней. По пути Джек осмотрел дюжину старинных замков и бесчисленное множество менее значительных достопримечательностей Британии. Ночевал на сеновалах.

В Лондоне Джек снова встретил Уолдо и в великодушии молодости простил горько каявшемуся приятелю все его грехи. Помирившись, они вместе отправились в Париж, где их с нетерпением уже поджидали гарвардские друзья: Карл Чедвик и Джо Адамc. Эти двое уже считали себя парижанами и, не дав вновь прибывшим однокашникам передохнуть, потащили их осматривать город. Вряд ли кто осудит четырех юношей, только что вырвавшихся из университетских стен, за то, что в этот парижский вечер их интересы были несколько односторонни. Они начали его в кафе де ла Пэ и закончили в четыре часа утра у «Максима».

Свобода опьянила Рида. Никогда в жизни он еще не был хозяином своего времени. Вместе с другими он спорил до хрипоты в кафе, где собирались художники и поэты, часами бродил по холмам Монмартра и узким улочкам Латинского квартала, вечера просиживал в казино.

Потом все вместе они отправились на побережье Нормандии купаться, а оттуда в Сен-Севастьян, чтобы посмотреть бой быков. Когда компания решила, наконец, вернуться в Париж, Рид заявил, что Испания ему так понравилась, что он решил остаться в ней до тех пор, пока не осмотрит всю от начала до конца. Без попутчиков, не зная ни слова по-испански, с громоздким фотоаппаратом за плечами он отправился через зеленые поля в Страну Басков.