Стейси Шифф - Клеопатра

Октавиан был мастером интриги, двуличия и действий исподтишка; Антоний — прирожденным актером, гением перевоплощения. В Афинах он являлся то беззаботным сибаритом, проводящим время в пирах и праздности, то жестким, грубоватым воином, энергичным политиком, погруженным в государственные дела и окруженным преданными помощниками. Последние месяцы тридцать седьмого года стали роковыми для обоих. Чаша терпения Антония переполнилась. Он же солдат, в конце концов, а поход все откладывается и откладывается. Командующий его легионами снова одержал победу, которая должна по праву принадлежать ему, Антонию. Незадачливый муж вдруг осознал, что жена и шурин вертят им, как хотят, что его провели, как младенца, и никакие мирные договоры отныне невозможны. Сохранить порядок дома можно было, лишь разбив врага за пределами Рима. Победа над парфянами означала окончательное поражение Октавиана: исторический парадокс, чем-то напоминающий историю Авлета.

Плутарх по-своему объясняет поворот тридцать седьмого года. Не умаляя значения парфянской кампании, историк спешит напомнить нам о «дремавшем до поры до времени страшном зле». Друзья Антония свидетельствуют, что за три с половиной года под чарами Октавии прежнее чувство постепенно угасло. Плутарх уверен в обратном: роковое влечение не угасло, а лишь померкло, чтобы в один прекрасный день вспыхнуть с новой силой. Автор убежден в своей правоте, однако нам не стоит забывать о его намерении превратить жизнь Марка Антония в поучительную притчу. Для Плутарха мораль важнее исторических деталей: его Антоний — яркая личность, ставшая жертвой собственных страстей. Как бы то ни было, в Сирии римлянину разом изменили и чутье, и хваленый здравый смысл. Сразу по прибытии он отправил гонца в Александрию. Клеопатра поджидала друга в Антиохии, третьем по величине городе Средиземноморья. Влюбленные кинулись навстречу друг другу. Не успели они прибыть в сирийскую столицу, как в городе выпустили монету с их двойным изображением. Кто из них оказался на аверсе, а кто на реверсе, стало главной загадкой грядущего неспокойного семилетия. С Октавией Антоний больше не встречался.

На этот раз прибегать к переодеваниям не понадобилось. Осенью Клеопатра уже знала, что Марк Антоний собирается на Восток, чтобы наконец-то, спустя четыре года, свести счеты с парфянами. Скорее всего, римлянин посвятил ее в свои планы давно, еще разгульной зимой. Цезарь задумал парфянскую кампанию, чтобы отомстить за унижение Рима и укрепить восточную границу. Антоний, продвигаясь к Антиохии, перекраивал Малую Азию по своему усмотрению, выделяя земли нынешним и потенциальным союзникам. Шагая на восток, он стремился оставить позади надежный тыл. По этим соображениям он сделал царем Ирода, когда тот наконец добрался до Рима. Потомок идумеев и арабов, Ирод уж точно не был главным претендентом на иудейский трон. Корону он получил благодаря не происхождению, а решимости и нахальству. Его соперникам не удалось так же легко и складно объяснить, почему они поддерживали Кассия. Ирод, можно сказать, «прокрался во власть». Антоний знал его отца, большого друга Рима, и встречался с будущим монархом, когда тот был совсем юным. Личные связи, как это нередко случается, сыграли далеко не последнюю роль. Бессовестный оппортунист, Ирод располагал к себе легким нравом и своим почти мистическим умением выходить сухим из воды. Есть свидетельства того, что его персона вызывала жгучий интерес в Риме как со стороны Октавиана, так и со стороны Антония. Вряд ли стоит удивляться тому, что в финансовых вопросах Ирод действовал с не меньшим напором, чем на поле боя. У него был безусловный талант добывать золото из воздуха (правда, у подданных царя на этот счет имелось свое мнение). Сенат единогласно утвердил его на престоле, а Октавиан и Антоний оказали ему небывалую честь, собственноручно проводив на Капитолий. Консулы и магистраты возглавляли процессию. Потом Антоний устроил пир в честь нового царя. Он рассчитывал, что новый протеже поможет ему в восточной кампании. Согласно некоторым свидетельствам, Ирод был обязан короной еще и Клеопатре. Страх перед правительницей мощного государства, от которой зависели поставки зерна в Рим, двигал Сенатом ничуть не менее, чем симпатии к Ироду. Два сильных монарха в одном регионе — это было слишком.

По отношению к Клеопатре работала та же логика. Антоний не мог допустить ослабления Египта, а царица была единственной, кто обладал достаточным авторитетом, чтобы им управлять. Она покинула Александрию, будучи абсолютно уверенной, что римлянам не удастся одолеть Парфию — богатую, обширную и сильную империю — без ее финансовой поддержки. Осенью, пока царская флотилия продвигалась вдоль скалистых берегов Средиземного моря, расклад сил неуловимо изменился. Несмотря на напускную храбрость Антония, несмотря на его великолепную армию, преимущество было не на его стороне. Исходя из того, как мало за эти годы изменилась человеческая природа, можно предположить, что по пути Клеопатра не раз придирчиво рассматривала себя в зеркало. Она не видела Марка Антония три с половиной года, а какая женщина не захочет стереть с лица следы времени? Царица была наслышана о златокудрой красавице Октавии. И все же на этот раз она собиралась обойтись без пышных одежд, драгоценных камней и гирлянд из роз. В арсенале Клеопатры имелось кое-что получше: на этот раз она взяла с собой детей.

В Антиохии, более скромной копии Александрии, Александр Гелиос и Клеопатра Селена впервые встретились с отцом, и тот признал в них своих детей. Безусловно, это была радостная встреча. У Антония были весьма дерзкие планы в отношении Востока. Особенно теперь, когда он практически породнился с династией Птолемеев: его дети являлись наследниками египетского престола. Октавия, при всех ее несомненных достоинствах, так и не смогла подарить супругу сына (у Антония были двое старших сыновей от Фульвии). Поговаривали, что именно из-за ее неспособности произвести на свет наследника — того, кто исполнил бы пророчество Вергилия о Золотом веке, — Антоний и оказался в объятиях Клеопатры. Полководец очень любил детей и считал, что чем больше их у него будет, тем лучше. Бог и сын богини, трехлетний мальчик в царском облачении, похожий на Антония лицом и пышными кудрями, и по-гречески назвавший его отцом, не мог не тронуть сердца сурового римлянина. Антоний мечтал подтвердить собственную божественную сущность. Он думал об этом еще со времен битвы при Филиппах. Незаконные дети давали полководцу законное право провозгласить себя божеством и еще на шаг приблизиться к своему великому предшественнику. Антиохия, живописный и зажиточный город на берегу реки на склоне величественной горы, с колоннадами, аренами, садами, фонтанами и кристально чистыми источниками, термами и многолюдным рынком, идеально подходила для таких целей. Легкий западный бриз обдувал город с мая по октябрь, а зимой в нем было солнечно и безветрено. Сирийская столица, в которой с сорок седьмого года стояла огромная статуя Цезаря, радушно принимала его преемника.