Жак де Ланглад - Оскар Уайльд, или Правда масок

В 1879–1880 годах Джейн Уайльд переехала с Парк-стрит в Челси и устроилась в доме 146 по Оукли-стрит по соседству с Тайт-стрит, где жили Оскар и Фрэнк Майлз. Она вновь распахнула двери своего салона перед артистической богемой; время от времени там вещал и Оскар в своих эстетских облачениях, описанных Лилли Лэнггри: «Обычно его наряд включал в себя светлые короткие штаны, черное пальто (застегнутое только на последнюю пуговицу), из-под которого выглядывал ярко расцвеченный сюртук и галстук белого шелка, заколотый, вместо булавки, камеей из аметиста» [139] H. Wyndham, op. cit., p. 124. . Будучи великолепной хозяйкой дома, леди Уайльд с блеском умела подчеркнуть достоинства гостей, в особенности собственного сына. «Ей было достаточно поднять свой выразительный взгляд на говорящего и прошептать: восхитительно! Одного этого слова хватало для того, чтобы завоевать сердце любого застенчивого философа или начинающего поэта. Каждый чувствовал, что его наконец-то поняли» [140] Ibid., p. 126. . Именно мать объяснила Оскару, что умение вести беседу всегда ценилось намного больше, чем талант певца. Именно она нарисовала портрет женщины XX века, продемонстрировав замечательный дар предвидения, столь редкий в обществе викторианской эпохи, в котором она играла или, по меньшей мере, делала вид, что играла малозаметную роль: «Женщина будущего перестанет быть пустым идолом бесплотной страсти, фривольной игрушкой мимолетного времени… Она займет достойное место рядом с мужчиной, как равноправный партнер, и своим умением вдохновлять сердца людей внесет неоценимый вклад в великое дело просвещения и свободы» [141] Ibid., p. 142. .

Оскар усваивал эти уроки, которые постепенно обозначили некоторую глубину в доселе поверхностном образе молодого человека. Это становилось тем более важным, что восхищение актрисами, Уистлером, Рёскиным, карикатуры в «Панче», статьи брата в «Уорлде» приносили ему до поры лишь мимолетную известность, но, главное, не давали никакого дохода. Он уже отчаялся увидеть на сцене постановку пьесы «Вера», которую недавно издал в Лондоне у Рэнкина и К° и отослал Эллен Терри и американской актрисе Кларе Моррис. В письме Норману Форбс-Робертсону он признавался: «Я не знаю, что мне делать, если никто из режиссеров не даст денег на моих нигилистов; не могу же я одеваться только в атлас, да еще от Чиппендейла.

Иначе я просто не смогу писать» [142] R. H. Davies, op. cit., p. 71. . Не мысля своего существования без ставших уже необходимыми предметов роскоши, Оскар был особенно подавлен и разочарован тем, что ему не удавалось добиться постановки своей пьесы.

От грустных мыслей Уайльду помогал отвлечься его однокашник по Оксфорду, тоже лауреат премии Ньюдигейта, будущий посол в Италии, молодой поэт Реннелл Родд, который пригласил его съездить вместе во Францию. Немного позже Оскар написал в своем предисловии к поэтическому сборнику Родда «Лист розы и яблочный лист»: «Мне кажется, очень точным будет сравнение, если сказать, что по своему качеству работа этого молодого поэта сродни пейзажу на берегах Луары. Мы вместе с ним останавливались там в Амбуазе» [143] Ibid., p. 73, n. 2. . Сам же Реннелл Родд так вспоминал об исключительном обаянии своего товарища: «Никто в то время не умел, как он, посмеяться над самим собой, и не было никого щедрее по отношению к достоинствам и талантам его друзей. В те годы, проведенные вместе в Лондоне, мы не замечали и следа проклятого безумия, которое, спустя много лет, разрушило столь блестящую жизнь» [144] M. Hyde, op. cit., p. 45. .

В тот же период Уайльд оказался замешанным в скандал на гомосексуальной почве, из которого ему удалось вытащить того самого Фрэнка Майлза, с кем он жил в одном доме в Челси. В один прекрасный день юный художник, сын почтенного служителя церкви, стал объектом шантажа со стороны некой интриганки, в руках у которой оказались несколько компрометирующих писем. Даму пригласили в Китс-хаус, и Уайльд принял ее один на один. Он был любезен и с симпатией выслушал историю, которую рассказала ему гостья. Затем попросил показать компрометирующие документы, и та, потеряв бдительность, протянула их Оскару.

— Я полагаю, это ваше единственное доказательство?

— Да.

— Вам бы надо снять копию на случай потери. Вы сделали это?

— Нет, но обязательно сделаю.

— Боюсь, вы опоздали.

И Уайльд швырнул письма в огонь. Дама завопила и призвала на помощь типа, который пришел вместе с ней. Тот ворвался в комнату и столкнулся с великаном, который был готов спустить его с лестницы. Оба сообщника скрылись, и Майлз никогда больше не слышал о них [145] E. H. Mikhail, op. cit., t. 11, p. 276. . Существует множество других доказательств физической силы и смелости, казалось бы, удивительных для такого эстета, но тем не менее являвшихся одной из сторон неординарной личности Оскара Уайльда.

Январь 1881 года. Неизменно оставаясь в плену своих финансовых проблем, Оскар тем не менее нашел возможность поздравить с очередным триумфом на сцене Эллен Терри, а также отметить дебют совсем молоденькой актрисы Флорри, которая оказалась не кем иным, как Флоренс Болкомб. Непревзойденный мастер лести, он так писал Эллен Терри: «Дорогая моя Нелли, пишу, чтобы пожелать Вам всяческого успеха сегодня вечером. Ваша игра не может не стать отражением высшей красоты искусства… Посылаю Вам цветы — два букета. Один из них — тот, который лучше Вам подойдет, — прошу Вас принять от меня. Другой же — не сочтите меня изменником, Нелли, — так вот, другой отдайте, пожалуйста, Флорри от своего имени». И дальше добавляет ностальгическое и не лишенное эстетства пожелание: «Мне будет приятно думать, что в первый вечер, когда она выйдет на сцену, на ней будет нечто, подаренное мной, и нечто, исходящее от меня, будет прикасаться к ней. Конечно, если Вы думаете… но ведь Вы не думаете, что она может догадаться? С чего бы это? Ведь она убеждена, что я никогда ее не любил, что я все забыл. Боже, разве это возможно?! Дорогая Нелли, сделайте это, если сможете, — и в любом случае примите эти цветы от Вашего преданного поклонника и любящего Вас друга» [146] R. H. Davies, op. cit., pp. 74–75. .

1 марта 1881 года террористическая организация совершила в Санкт-Петербурге покушение на царя Александра II, причем это произошло именно тогда, когда царь чуть ли не был готов поставить свою подпись под Конституцией и издать указ об учреждении настоящего парламента, что стало бы первым шагом на пути к «освобождению русского народа, начало которому положило его вступление на престол» [147] H. Pirenne. Les Grands Courants de l’histoire universelle. Paris, Albin Michel, 1965, 7 vol., t. IV, p. 497. . Одновременно Англия вынуждена была активизировать свои колониальные походы и установить в Африке и Индии режим колониального гнета, сходный с режимом царя Александра II и его преемника или Оттоманской империи на Балканах. В изданной за год до этого пьесе речь шла как раз о борьбе террористов против абсолютной монархии, при этом в голове сына Сперанцы, несомненно, витали мысли об Ирландии. Действие драмы происходит в Москве 1880 года, а основными персонажами являются царь Иван и группа террористов под предводительством пламенной революционерки Веры. Схожесть сюжета пьесы с реальными событиями, а также растущая известность автора побудили директора театра Адельфи наконец поставить ее, пригласив на главную роль миссис Бернард Бир. Эта актриса, которую считали серьезной соперницей Лилли Лэнгтри, дебютировала в 1877 году на сцене лондонской Опера-Комик. Именно она должна была сыграть героиню, принесшую себя в жертву во имя свободы своей родины. Однако за три недели до премьеры, которая должна была состояться 17 декабря 1881 года, в газетах появилось сообщение о том, что, «учитывая характер общественного мнения в Англии в настоящий период, г-н Оскар Уайльд принял решение отложить на некоторое время постановку своей пьесы „Вера“ [148] Stuart Mason, op. cit., p. 254. . Дело в том, что на смену умершему Дизраэли на пост премьер-министра был назначен Гладстон, который сразу столкнулся с новой волной возмущений в Ирландии. В Индии, где в это самое время пророком национально-освободительного движения стал Рабиндранат Тагор, также назревало народное восстание. Кроме того, новой царицей в России стала супруга Александра III, двоюродная сестра принца Уэльского, что еще более усложнило вопрос о постановке пьесы, где главным героем был борец против царского гнета.