Грэм Робб - Парижане. История приключений в Париже.

Бюро универсального сыска в галерее Вивьен было первым в мире частным детективным агентством, основанным за два десятилетия до того, как Алан Пинкертон, «Видок с Запада», основал свое Национальное детективное агентство в Чикаго, которое предлагало ряд разумных услуг: «Предъявление иска и взыскание долга, сыск любого рода, наблюдение и расследования в интересах бизнеса и семьи». Появились другие агентства и стали подражать ему, но ни одно из них не стало процветающим, как охотно объяснялось в рекламном проспекте бюро:

«Все те, кто пытался подражать мне, оказались у разбитого корыта – их постигла неудача. «Набатный колокол» переплавился в тюрьмах Мезьер. «Маяк торговли» нашел свой конец в камерах Бисетр. «Светильник» пролил так много света на свои темные дела, что отправился в тюрьму на несколько месяцев. Их преемники неизбежно, в свою очередь, потерпят крах».

Для некоторых в рекламах бюро звучал оттенок угрозы. Это выглядело так, будто шантажист охватил своей деятельностью весь торговый мир Парижа…

«Некоторые бизнесмены, которые подписались на услуги моего бюро на несколько лет, а затем сочли возможным расторгнуть подписку, обнаружили, что, как только они отказались от моего опыта и советов, так сразу стали жертвой мошенников».

Но так как бюро оказывало такие полезные услуги, а либеральное правительство препятствовало полиции вмешиваться в семейные дела, оно пользовалось некоторым мощным покровительством. У него имелась огромная база данных, состоящая из регистрационных карточек на каждого известного преступника, и нескольких тысяч законопослушных граждан тоже, и команда специальных ищеек – «Циклоп», «Фавн», «Завсегдатай», и очень высокий детектив, который мог заглядывать в окна второго этажа, не нуждаясь в лестнице. Даже когда на бюро был совершен налет и более чем две тысячи старых досье сыскной полиции, относящихся к 1811–1827 гг., были конфискованы, политики страшились его системы регистрации данных так же, как преступники боялись кулаков Видока.

«Бесспорный успех» к бюро пришел нелегко. Правила внутреннего распорядка, которые были на видном месте вывешены в кабинете директора, давали некоторое представление о том, насколько трудно было работать с агентами, которые приобрели свои умения и манеры в тюремных камерах и трущобах:

«Служащие должны всегда быть одетыми чисто и респектабельно и не ходить в грязной обуви.

Служащие должны всегда иметь при себе такие необходимые предметы, как ножи, линейки, авторучки и т. д., и оставлять свой рабочий стол в порядке.

Пьянство и пристрастие к азартным играм – эти два постыдных порока будут сурово наказываться. В кабинетах запрещается есть и пить, курить и жевать табак, равно как и делать что-либо, не связанное со службой.

Всякий служащий, который пишет на стенах, досках объявлений, окнах и т. п., будет наказан штрафом, равным трехкратной стоимости ущерба.

Документы и записи следует класть в кабинете лицевой стороной вниз, чтобы назойливые глаза не могли прочесть их. Всякий, кто сможет доказать, что его коллега раскрыл ему подробности дела, которое тот ведет, получит награду в размере дневной платы болтуна».

Последнее правило представило бы особый интерес для зеваки. Оно относилось к «внешним операциям». Когда какой-либо дом находился под наблюдением, агент должен был пометить ближайший угол улицы буквой «X». «Для этого в его распоряжении всегда должен быть белый мел». Когда он выходил из бюро, чтобы следить за объектом или чтобы «удовлетворить нужду», он должен был пометить стену буквой «О». Таким способом директор мог отслеживать действия своих агентов и принимать карательные меры в случае необходимости.

В каком-то смысле было удачей, что бюро закрыли в 1843 г., а его досье попали в разные места. Какие-то документы оказались в правительственных кабинетах, а оттуда, в конце концов, в букинистических магазинах и архивных коллекциях. Один из спасенных документов оказался копией письма, которое молодая женщина в галерее Вивьен получила в ту субботу. (В 1840 г. письма доставлялись шесть раз в день, так что письмо, отправленное в Париже на городской адрес до девяти часов утра, приходило до полудня.)

Письмо это было в достаточной степени сбивающим с толку, чтобы привести его адресата в контору Видока. Оно было написано на обычной гербовой бумаге с девизом бюро под адресом:

«20 франков в год

дают защиту от уловок самых хитрых мошенников.

Мадемуазель, желая обсудить с Вами одну тему, имеющую отношение к Вам и способную причинить Вам некоторые неприятности и ввести в расходы, прошу Вас зайти ко мне в контору по получении этого письма.

С уважением, Видок».

Вряд ли дело, требующее такой осторожности, было прозрачно во всех деталях по прошествии такого большого срока. Конверт не сохранился, и адрес женщины неизвестен. Шансов установить личность клиентки Видока было столько же, сколько увидеть самого Видока, выходящего из здания Общества по сохранению исторического наследия, которое теперь занимает дом номер 13 по галерее Вивьен. Однако копия письма, сохранившаяся в бюро, по крайней мере, дает возможность проследить за развитием этого дела в течение следующей недели.

На письме были небрежно нацарапаны несколько фраз. Первая, написанная толстыми неуклюжими буквами и наводящая на мысль о том, что перо держали зажатым в кулаке, гласит: «Она не станет платить больше двух франков в месяц». Далее другим почерком: «Написал 19 февраля 1841 г., чтобы заплатила». Еще одна фраза, написанная первым почерком: «Выяснить положение дамы». Последняя запись гласит: «Пометка сделана 23 февраля».

Далее нет никакой информации. Точный характер «неприятности», которой подвергалась молодая женщина, остается загадкой, и мы никогда не узнаем, сочли ли ее два франка в месяц достаточной платой и каким образом Бюро универсального сыска намеревалось предложить ей защиту от «уловок самых хитрых мошенников»…

6 июня 1832 г., остров Сите – 11 мая 1857 г., улица Сен-Пьер-Попинкур

Только человек, спрятавшийся в кучах мусора и наблюдавший за одной и той же дверью или переулком несколько дней подряд, знал бы, сколько никому не известных драм оказались стертыми из истории Парижа из-за сноса домов и обновления города. Углы улиц и перекрестки были синапсами гигантского сложного мозга, и когда в 1838 г. префект Рамбюто начал резать по живому старинные улочки, чтобы построить широкую чистую улицу, носящую теперь его имя, большие куски воспоминаний города были стерты без следа.

Так как Видока время от времени нанимали для выполнения особых заданий даже после прекращения деятельности его детективного агентства, он, безусловно, мог написать что-то более откровенное, чем его «записная книжка для порядочных людей» под названием «Воры: физиология воровского поведения и язык воров» (1837). Он мог, например, написать практическое руководство для армейских офицеров и будущих глав государств. Он мог бы показать, что всякий, кто желает завоевать Францию, должен сначала овладеть столицей, а чтобы сделать это, должен собрать в определенных ключевых точках города следующие предметы: две повозки, несколько столов, стульев, кроватей, дверей, матрасов и некоторое количество отборного мусора, не тронутого мусорщиками. Так как немногие улицы в Париже были шире семи метров, такой набор мог быстро подняться на высоту второго или третьего этажа. Таким способом можно было задержать целый батальон.