Алан Клейсон - Пол Маккартни

В тот же вечер в прессе появились первые отзывы. Рецензии не были уничтожающими, однако «Standing Stone» не была и явным хитом — особенно теперь, когда никого уже не удивляло то, что Пол стал классическим композитором. Более теплый прием оратория получила в нью–йоркском Carnegie Hall в следующем месяце; это представление транслировали более чем четыреста радиостанций. Из более поздних концертов наибольшее количество людей смогли увидеть тот, который передавался по британскому телевидению на Рождество.

На следующее утро после премьеры, 15 октября 1997 года, критики принялись за сочинения Маккартни, предшествовавшие основному событию в Albert Hall. Это были семичастная оркестровая пьеса «A Leaf», «Spiral» — для фортепиано, а также «Stately Horn» для ансамбля духовых и «Inebriation» для « The Brodsky Quartet».

Теперь, когда он вошел во вкус, Пол продолжал работать, и вскоре широкой общественности была представлена «Ессе Cor Meum» («Посмотри в мое сердце») — оратория, посвященная Линде; это произведение впервые прозвучало в Magdalen College, новой оксфордской часовне, в ноябре 2001 года.

При прослушивании той классической музыки Маккартни, которая вышла на дисках — включая «Andante» из «Standing Sound», — мне на ум приходят эпитеты вроде «сдержанный», «игристый», «нежный» и «атмосферный», и в большинстве случаев в этих произведениях присутствует, на мой взгляд, некая милая утонченность. Музыка эта носила скорее медитативный характер, что, видимо, и подразумевалось в разделе «Trance» оратории «Standing Stone», однако ее можно было услышать и в рекламах минеральной воды и кредитных карт, в фильмах о путешествиях, художественных мастерских, модных стоматологических клиниках, магазинах здоровой пищи и массажных салонах.

Хотя они и были выдержаны в классической форме, «Liverpool Concerto», «A Leaf», «Ессе Cor Meum» и все прочие скорее производили эффект классической музыки, нежели являлись опусами таковой. Мне приходят на ум такие термины, как New Age («новая эра, нью–эйдж»), или New Instrumental («новая инструментальная музыка»), или Adult Contemporary Music («современная музыка для взрослых»), предвосхищавшие Modern Dance, который стал единственной волной чисто инструментальной музыки, дошедшей до широкой публики после джаз–рока середины семидесятых. Сочинения Маккартни были не столь близки к «East Of Eaden» или «Art Of Noise», сколь к Терри Райли, Джону Тэйвнеру, Мортону Субботнику, архиминималисту Филипу Глассу, Стому Ямашта — «Самураю Звука» — и прочим «серьезным» композиторам–исполнителям, которых продвигали практически наравне с рок–звездами такие компании, как CBS, Apple, Island, World Pacific и одно из подразделений Electra, Nonesuch.

Не стоит обвинять Маккартни в родстве с ветеранами поп–музыки шестидесятых, которые «переключились» на нью–эйдж. Одним из постоянных участников «Stairway» (пожалуй, самая популярная британская команда в этом направлении) был Джим Маккарти из « The Yardbirds», который написал «Medicine Dance», опус в духе «Standing Stone», однако без вокала и отголосков оркестра, для исполнения в весьма вместительной St. James's Church, расположенной недалеко от лондонской площади Пиккадилли, в 1993 году.

Род Арджент из «The Zombies», чьей торговой маркой была приятная меланхолия в минорном ключе, Эдди Хардин (заменивший Стива Уинвуда в «Spencer Davis Group») и бывший музыкант Джорджи Фэйма Рэй Расселл — те из немногих, кто заново родился в нью–эйдж, хотя то, что делали бывший участник «The Monkees» Майк Несмит и Тодд Рандрен, неизменно пользовалось успехом; видимо, извращенная публика не осмеливалась отделять их от предыдущих инкарнаций.

Если Маккартни выбирает классический рынок вместо нью–эйдж, то он должен признать себя лишь новичком по сравнению с такими композиторами, как Скотт Уокер, эдакий Роджер Иррелевант поп–музыки, чьи нечастые альбомы доставляют скорее интеллектуальное, чем эстетическое удовольствие.

Сложные аранжировки, мелодии, граничащие с атональными, фрагменты из Шенберга, Пендерецкого и прочих композиторов, «сложных» для восприятия — типичные черты групп калибра « Tilt» и «Pola X», и лишь из–за наличия барабанов и бас–гитары их творчество можно весьма условно назвать поп–музыкой.

Еще более чужд Маккартни поздний Фрэнк Заппа, возможно, величайший американский композитор двадцатого века, а впрочем, и любой другой эпохи. Нельзя сказать, что это был идеальный композитор; его «Uncle Meat», к примеру, был «списан» с « Un Homme Et Son Desir» Мийо, я потерял к его творчеству всякий интерес, когда Заппа сменил тонкую звуковую игру шестидесятых на «туалетный» юмор в период, последовавший за «Mothers Of Invention».

Тем не менее в истории бывали случаи, когда на абсолютно вульгарные стихи писалась великолепная музыка, — и, как Моцарт в последние годы жизни, Заппа перестал гнаться за коммерческим успехом и решил снова стать «серьезным» композитором, соединив в своем творчестве острые диссонансы и сложные размеры с прозрачными, пышно оркестрованными мелодиями («электрическая камерная музыка», как называл ее сам автор) с трансцендентальным оттенком и порой неприкрытым сумасшествием, которого днем с огнем не сыщешь в «Standing Stone», «Spiral» и прочих им подобных. Сегодня Заппу можно услышать в «Promenade Concerts» — там вы услышите и нашего дорогого Пола.

В 1995 году Маккартни вернулся к привычному для него роду деятельности, записав «Oobu Joobu», радиосериал для той же компании, что выпустила «Lost Lennon Tapes». Это название происходило от одноименной сюрреалистической пьесы Альфреда Джарри 1908 года — вероятно, оно должно было вызвать у слушателей повышенный интерес, однако это были лишь одиннадцать часовых радиошоу (плюсдополнительное двенадцатое издание), изобиловавших безобидным семейным юмором, музыкой, анекдотами, интервью со знаменитостями, комедийными скетчами, ранее не звучавшими в эфире записями « The Beatles» и « Wings» и всем в таком же духе.

Кроме того, в «Oobu Joobu» присутствовало и то, что в более сексистскую эпоху назвали бы «женской рубрикой» Линды — в основном это были ее кулинарные рецепты. Вклад детей был, однако, совсем незначительным. К счастью, их так долго скрывали от широкой общественности, что в подростковом возрасте они могли спокойно гулять по Раю и Кэмпбелтауну и оставаться неузнанными.

Полу и Линде удалось внушить Хитер, Мэри и Стелле, что только благодаря упорному труду можно достичь высоких результатов. Приняв эту мысль близко к сердцу, Хитер пошла работать барменом в местный паб — это была одна из многих низкооплачиваемых работ, которые она сменила, прежде чем заняться керамикой, — ее работы выставлялись даже в Токио и Сиднее.