К. Осипов - Богдан Хмельницкий

Козаки враждовали с панами и шляхтичами, однако королевскую власть они еще уважали. Весть о том, что Богдан владеет королевским разрешением на бунт против панов, произвело большое впечатление. Ей тем легче поверили, что хотели верить.

Польские власти приняли свои меры: они расставили посты по всем дорогам, чтобы препятствовать приливу людей к Хмельницкому, начали разоружать крестьян, усиленно ловили и немилосердно казнили разосланных Богданом агентов или просто «смутьянов», ведших «кламливые» [69] Кламливые — бранные, подстрекательские. речи; русскому населению в городах и селах было запрещено собираться в кучки; если заставали сборища в домах — будь то даже вечеринка или свадьба, — то всех присутствующих жестоко пороли. Но эти меры не приводили к успеху: наученные горьким опытом былых экзекуций, жители показывали вид смирения; козаки лицемерно осуждали тех, кто бежал к Хмельницкому. Но это была обманчивая покорность.

Сердца у всех кипели злобой. То и дело какой-нибудь бродячий музыкант или идущий по обету монах тайно от польских лазутчиков собирал крестьян и разжигал их яростными речами.

«Поругана вера святая! — восклицали агитаторы Богдана. — Униаты стоят с ножом над шеею. Над просьбами нашими сейм глумится. Нет ничего, чего бы не решился с нами сделать шляхтич. А что творят жолнеры! Под предлогом укрощения непокорности ходят по селам и часто целые местечки истребляют дотла, как будто замыслили истребить весь род наш…

Все эти речи находили себе живой отголосок. «Нетрудно было взволновать козаков, — писал польский историк: — как соловью пенье, так им мятежи были свойственны».

Понимал и Потоцкий, что затравленным козакам «свойственны» мятежи. Не довольствуясь прежними мерами, он издал универсал: «Оповещаем всех и приказываем, чтобы те, которые бежали с Хмельницким, равно и те, которые ушли к нему после, воротились в свои жилища в надежде прощения своих проступков; а если кто осмелится бежать в Запорожье, тот за свою вину отвечает имением и жизнью жены и детей».

Угроза не осталась на бумаге; паны начали претворять ее в жизнь. Однако и эта варварская мера не помогла. Тот же Потоцкий заявил королю, характеризуя создавшееся на Украине положение:

«Не было ни одной деревни, ни одного города, в котором бы не раздавались призывы к своеволию и где бы не замышляли на жизнь и имущество своих панов и державцев».

Широкие отклики, которые нашел среди украинского народа призыв Богдана, возымели результат. Влияние Хмельницкого в Сечи значительно возросло. Старшúна вынуждена была считаться с этим. Когда Богдан приехал, ему устроили торжественную встречу. «Когда кошевой узнал о выезде Хмельницкого из Крыму, — пишет летописец Величко, — то стянул с лугов, веток и речек все войско низовое запорожское, конное и пешее, объявивши, что есть необходимость для пребывания их в Сечи, а для чего, того не сказал до возвращения Хмельницкого на кош».

Богдан привез с собою несколько татар — делегатов Тугай-бея. Они должны были во всеуслышание подтвердить готовность перекопского мурзы сражаться против Польши вместе с козаками. «Когда перед заходом солнца… прибыл Хмельницкий из Крыму до Сечи, — продолжает Величко, — имея с собой четырех татар значных, от Тугай-бея приданных, тогда атаман кошевой со своею атаманьею куренною радостно его приветствовали. Когда ужк уведомились от него о склонности ханской помогать козакам, тогда старшúна решила, чтобы на завтрашний день войско конное, — а пешее уже все было в Сечи, — по полю и лугам близко к Сечи пребывающее, собрать».

Рада, на которой обсуждался вопрос о союзе с татарами, была очень бурная. Но в конце концов точка зрения Хмельницкого возобладала, и его самого стали рассматривать на Сечи как «старшого» [70] Хмельницкому предложили звание гетмана, но он счел преждевременным дать свое согласие; это звание он принял несколько позже, когда были одержаны первые победы и авторитет его прочно утвердился. .

Спустя три дня Хмельницкий выступил из Сечи навстречу польскому войску. В пути он ежедневно получал крупные пополнения. Из близлежащих районов Украины, куда проник слух о происходящих в Сечи событиях, качали притекать волонтеры. Многие из них приходили вооруженными.

Из своей многочисленной дворни паны составляли дружины, используя их главным образом при отражении татарских набегов. Экономя таким образом, на военных расходах, паны не разоружили дворню; больше того, они стремились, чтобы «хлопы» не забывали военной выучки. Но так как дворовые крестьяне ненавидели в большинстве случаев своих господ в такой же мере, как и крестьяне, проживавшие в селах, то при всяких внутренних волнениях паны не могли полагаться на дворовых. Один из крупнейших магнатов, Иеремия Вйшнсвецкий, содержал 10 тысяч вооруженных дворовый. Но про него первого поляки сказали:

— Он не полагается на свою дружину, потому что — Русь!

Вишневецкий раньше других понял, что удержать дворню на своей стороне в начинающейся схватке польские помещики будут не в состоянии, и стал разоружать свою дружину. (Кстати сказать, он не ошибся: вся его дружина действительно перешла вскоре на сторону козаков.)

Коронный гетман мобилизовал реестровых козаков под командой Барабаша. Реестровым не доверяли: от них потребовали специальной присяги, что они не перейдут на сторону бунтовщиков. Мера эта, впрочем, оказалась бесполезной.

В польском лагере была заметна нервозность, даже некоторое смятение: все чувствовали, что на этот раз дело затевается нешуточное.

— Тяжка эта несчастная война с козаками! — горестно воскликнул один шляхтич.

Другой, словно вторя ему, меланхолически добавил:

— С ними будет продолжительная и трудная война.

Получив известие о том, что Хмельницкий выступил из Запорожья, коронный гетман Потоцкий созвал военный совет.

Польный гетман Калиновский рекомендовал двинуться со всеми силами навстречу козакам и принудить их к генеральному сражению. Большинство не согласилось с ним.

— Неблагоразумно, — говорили они, — выводить все войско в пустыню, не обеспечив достаточно тыл: население всюду враждебно нам. Лучше послать лишь часть войск, — вероятно, и тех хватит для одержания победы. А в случае нужды им можно будет подать помощь.

Потоцкий присоединился к этому мнению. Он рад был досадить Калиновскому, с которым непрестанно враждовал. Кроме того, им руководило еще одно соображение.

— Стыдно, — заявил он, — посылать большое войско против шайки подлых хлопов; чем меньше будет отряд, который истребит этот сброд, тем больше славы.

Был выделен отряд, который 11 апреля выступил в поход. Начальником отряда был поставлен двадцатишестилетний сын Потоцкого — Стефан; в помощь ему дали опытного вояку, Шемберга.