К. Осипов - Богдан Хмельницкий

Это различие воззрений сказалось немедленно, буквально через час после торжественного постановления.

По окончании рады гетман сел с послами в карету и поехал в соборную церковь. На паперти его встретило переяславское и прибывшее московское духовенство. Все вошли в храм, и казанский архимандрит Прохор приготовился начать церемонию присяги, как вдруг Хмельницкий остановил его. Обратившись к Бутурлину, он сказал:

— Тебе, боярин, с товарищи следует сперва учинить веру [194] Учинить веру — дать присягу. за государя, что ему нас польскому королю не выдавать и вольностей наших не нарушать: кто в каком чине был наперед сего и какие имел маетности, тому бы всему быть попрежнему.

— Того в Московском государстве николи не бывало и впредь не будет, чтобы за государя веру чинить, — возразил Бутурлин. — Тебе, гетману, и говорить о том непристойно. А вы как начали государю служить, то и присягали бы без всякого сомнения: государь вас защищать будет, а вольностей да имений ваших не отнимет.

Отказ Бутурлина принести присягу произвел сильное замешательство. Хмельницкий заявил, что он должен посоветоваться со старшúной, и вышел из церкви.

Через некоторое время Тетеря и Лесницкий возвратились к ожидавшим в церкви послам и возобновили уговоры дать требуемую от них присягу.

— Польские короли подданным своим всегда присягают, — увещевали они Бутурлина.

— Что польские короли подданным своим всегда присягают, то этого ставить в образец не годится, — отвечал тот: — они не самодержцы, да и никогда присяги своей не выполняют. А государское слово переменено не бывает. Присланы мы к вам с царской милостью, по вашему челобитию. И вам надлежит служить государю, а если кто-нибудь станет к такому великому делу непристойные речи говорить, то унимать его.

Спор затягивался. Каждая сторона понимала, что исход его важен не сам по себе, а своим «символическим» значением: требуя двусторонней присяги, Хмельницкий подчеркивал как бы равноправность договаривающихся; Бутурлин же ставил Украину сразу в подчиненное положение.

В конце концов московские послы одержали верх. Гетман со всеми людьми вернулся в церковь и заявил, что «они во всем полагаются на государеву милость». После этого он сам и старшúны присягнули царю от имени всей Украины в вечном подданстве. Слова присяги многие произносили со слезами. После присяги московский дьякон Алексей выкликал с амвона многолетие государю.

Бутурлин передал Хмельницкому царские подарки: знамя, булаву и одежды. Были розданы подарки и старшúнам; целый день козаки и переяславские жители присягали в верности московскому государю. Имя каждого, принесшего присягу, записывалось в росписных книгах.

Вслед за тем послы отправили стольников и стряпчих отбирать присягу в разных городах Украины [195] На Украине насчитывалось к моменту соединения 50 городов и 116 «мест» ( «Чтения в имп. обществе Истории и Древностей российских» , 1847, № 6, стр. 179). , а сами поехали с этой целью в три крупнейших города: Киев, Нежин и Чернигов. Всюду их встречали с почетом и охотно давали присягу. Только киевское духовенство, во главе с митрополитом Сильвестром Коссовым, под разными предлогами уклонилось от присяги. Да еще в Запорожской Сечи присягу отобрать не удалось, хотя кошевой совет и высказался за соединение.

В последних числах января московское посольство выехало обратно в Москву. Тремя неделями позже двинулось туда же и украинское посольство. Оно везло челобитье к царю о козацких нуждах. Иначе говоря, цель его сводилась к ратификации договорных статей об условиях соединения.

Переговоры об условиях соединения начались, собственно, тотчас после переяславской рады. До отъезда своего из Переяслава послы имели ряд бесед с гетманом и со старшúнами, и там-то впервые были поставлены и в общих чертах обсуждены многие «деликатные» вопросы.

Беседы эти имели две отличительные черты. Прежде всего это уже не были переговоры в смысле свободного соглашения двух разных сторон, — они носили форму челобитья, обращенного к представителям власти. Во-вторых, речь в них шла о таких предметах, которых дотоле руководители Украины совершенно не касались.

Несомненно, что в момент соединения обе стороны были недостаточно осведомлены друг о друге. Несомненно и то, что, желая поскорее достигнуть конечной цели переговоров, обе стороны, особенно Украина, умышленно не все договаривали, о многом вовсе умалчивали. И вот теперь, когда соединение двух государств стало совершившимся фактом, предстояло в первый раз коснуться многих скользких пунктов.

Через день после рады, 10 января, Хмельницкий в сопровождение старшúны прибыл к Бутурлину. Первое его ходатайство сводилось к сохранению в Украине ее сословного строя, к недопущению социальных изменений.

— Пусть государь пожалует, чтобы кто в каком чине был, в том же и оставался: шляхтич был бы шляхтичем, козак — козаком, мещанин — мещанином.

Послы обещали, что эта просьба будет государем удовлетворена.

— Бьем челом государю, — продолжал гетман: — велел бы у нас учинить войска запорожского шестьдесят тысяч человек.

Богдан назвал максимальное число реестровых козаков, о котором мечтали в эпоху польской власти. Послы отнеслись благосклонно к этой просьбе, но указали, что все зависит от решения царя.

Потом Хмельницкий, а вслед за ним и Выговский заявили, что надеются на признание за ними прав на поместья, которыми они ныне владеют.

Послы во всем обнадеживали их, но не давали никаких определенных гарантий. Выговский и Самойла Богданов специально приезжали на другой день, прося дать им хоть «письмо за своими руками, что вольностям, правам и маетностям нашим быть попрежнему». Но Бутурлина было невозможно сдвинуть с его позиции.

— То дело нестаточное, — твердил он, — чтобы нам дать вам письмо; да и вам о том говорить непристойно. Государь вольностей и прав ваших не отнимает. Вы же говорили, что хотите послать к государю бить челом о своих делах.

Тем переяславские переговоры и закончились. Никаких формальных обязательств московские послы не дали. Надо было обращаться за этим непосредственно в Москву [196] Бутурлину и его помощникам объявили царскую благодарность за хорошее выполнение поручения и щедро наградили их соболями, драгоценными кубками и пр. ( Акты, относящиеся к истории Южной и Западной России, т. X, Спб., 1878, стр. 275–292). .

При дворе Алексея Михайловича ждали, что во главе столь важного посольства, которому предстоит обсудить условия соединения двух народов, приедет сам гетман. Его даже прямо приглашали приехать «видеть царского величества пресветлые очи». Но Хмельницкий не поехал. Когда в апреле в Москву отправился с поручением Горкуша, в данном ему наказе было сказано: «Буде учнут говорить: для чего гетман до государя не ехал? — отвечать: нельзя, потому что вся Украина ни во что б пошла».