Александр Гордон - Не утоливший жажды (об Андрее Тарковском)

Я не знал, чем ему помочь, я знал твердо, что у крышки всего две стороны.

— Не может быть! — Лицо лейтенанта заиграло вдруг всеми цветами радуги. — Понимаешь, прости, это я проморгал… Пойди к этому, как его…

— …граверу, — подсказал я.

— Точно, к нему! Скажи, что ты сделал что-то героическое, как в приказе. Он поймет. Выздоравливай поскорей, а мне пора. — И секретарь довольно быстро оказался у дверей палаты. У порога обернулся: — Помни, Родина ждет! — знакомым игривым тоном сказал он на прощание.

— Ну, как тебе, Андрей?

— Сашка, сцена смешная, но сам понимаешь, из другой картины. Даже если и придумал, слушается хорошо. Можно просто снимать.

— Да не придумал я ни слова. Все чистая правда!

— Тем более не поверят, не поверят и не разрешат. Скажут, таких дураков в Советской армии нет. — И Андрей с тоской посмотрел в окно.

«Кто служил, знают, что есть случаи и похлеще», — подумал я.

— Ничего другого не вспомнишь?

— Нет. Что-то в голову не лезет. Ты, Андрюша, когда-нибудь стрелял из пистолета?

— Из охотничьего ружья стрелял. В тайге. Ты-то, наверное, из разного оружия стрелял. Из пистолета, из пулемета, само собой, из пушки… Да у нас в фильме стрельбы не будет. Снаряды взрывать будем. А фитиль подожгу я.

— Так точно, понял, ваше превосходительство. Мы опять помолчали. Под вагонами постукивали колеса, идей в голове не было.

— Ну, давай расскажу немного про стрельбу Служба моя заканчивалась. Ознакомили меня с приказом об увольнении, и я ушел в лесок, где стояли лагерем, попрощаться и заодно расстрелять две запасные обоймы моего ТТ — все-таки четырнадцать патронов, можно повеселиться. Вытащил пистолет, рукоятка потеплела, приятно тяжелит руку… Я еще подумал, что агрессия — хочешь не хочешь — заложена в человеке генетически. Ты согласен?

Андрей кивнул головой: «Еще как!»

— Уселся я на берегу небольшого озерца, расставил невдалеке две бутылки, железную банку, посидел — покурил, сплюнул, — прицелился, задержал дыхание и нажал на курок.

После первого выстрела вся птичья наличность (Андрей улыбнулся) куда-то исчезла, только сорока перелетела на соседнее дерево.

— Сорок я люблю, реликтовая птичка.

— Продолжаю стрелять. Сам знаешь, попадешь в бутылку — или вдребезги разбивается…

— …или крутится на месте и потом медленно останавливается. Красиво, — неожиданно добавил Андрей.

— А как, думаешь, входит в воду пуля? Совершенно незаметно, без брызг, без следа. Стреляю в дуб — даже крошки не ссыплется. А хотелось, чтобы было как в кино — фонтаном, да не получилось. Понимаешь, какая разница между жизнью и кино?

— Как раз это я прекрасно понимаю. Она и должна быть, разница. — И вдруг без перехода говорит: — Давай снимем не актера, а обычного человека, из толпы, с улицы. Есть в этом какая-то правда, и актерских штампов не будет. Снимают же итальянцы!

— Итальянцы итальянцами, — отвечаю, — а в русском характере свои заморочки. Вон капитан Тушин у Толстого — тихий, скромный, незаметный, но в бою герой. Неактеру трудно сыграть такое.

Эйзенштейновский директор выделил нам комнату на студии Горького, там мы и стали проводить актерские пробы. Пробовали и актеров, и неактеров — журналистов, вторых режиссеров, всех вперемешку. Актерам на главную роль ассистентка Ася Купцова давно разослала сценарии. На остальные роли утвердили знакомых нам студентов-вгиковцев: Леонида Куравлева, Станислава Любшина, Нину Головину. Это были их первые съемки в кино.

А вот актера на центральную роль у нас все не было. И вдруг — бывает же такое! — звонит и приезжает к нам Олег Борисов из Ленинградского БДТ.

Мы посылали ему сценарий, но безо всякой надежды — актер известнейший, просто даже знаменитый.

— Ребята, — говорит Олег, — сценарий я прочел. Мне он нравится. Давайте сделаем нашу «Плату за страх». — И он весело посмотрел на нас.

А мы в радостном шоке. Странно это как-то-то никого нет, а то Олег Борисов сидит перед нами собственной персоной!

— Что же вы молчите? Только мое условие такое: снимаюсь в свой отпуск, июль — август, и ни дня больше.

Опять пауза. И тут Андрей по-деловому так встает, подходит к окну, открывает… За окном бушует майская весна, птицы поют, с запада идет и громыхает гроза.

Борисов говорит:

— Какой чудесный вид, ах-ах! — Выдержал еще паузу. — Ну что, будем работать? Или будем лирикой заниматься? — И подмигнул мне.

Андрей повернулся к нам, и, честное слово, мы еще не видели у него такого счастливого лица. Это было везение. Вот он, его герой, — не утонченный и романтический, а многослойный, хитроватый, совсем не красавец, но в полной мере наделенный обаянием Олег Борисов. Таким он и сыграл у нас главную роль.

…В 1970 году мне посчастливилось еще раз поработать с Олегом Ивановичем на картине «Кража». Он снимался у меня на точно таких же ультимативных условиях: июль — август, и ни дня больше!

А еще через много лет, после смерти Андрея, я встретился с Борисовым на «Мосфильме». Он остановил меня в коридоре: «Саня, постой!» Мы помолчали, как над могилой.

— Я много помню — об Андрее, о тебе, о нашем фильме.

— Скажи, Олег, та наша картина была не хуже ленфильмовской?

— Лучше, потому что крепче и проще. Без пирожного и крема…

Летом 1958 года мы занимались съемками и к осени в монтажной студии им. Горького начали монтировать картину. Параллельно шли важнейшие события моей жизни…

Я отвез Марину в роддом в состоянии паники, знакомой всем «первородящим» отцам. Я-то, конечно, казался себе образцом выдержки, но потерял в тот день две пары новеньких перчаток и наделал еще кучу необъяснимых нелепостей, чем сильно позабавил мою тещу. От страха или от радости купил бутылку водки и отправился к Андрею. Много в ту ночь было выпито и переговорено…

Рано утром я пробрался к телефону, набрал номер роддома и назвал фамилию жены. Женский голос с интонацией автомата ответил: «Мальчик, вес 3400, длина 54 см, состояние удовлетворительное». Трубку повесили. Я вернулся в комнату, бесшумно прикрыл дверь. Теща лежала с закрытыми глазами, я на цыпочках пошел мимо нее в свою комнату, но услышал тихий вопрос в спину: «Говори, Змей Горыныч! Я давно не сплю». Я пересказал ей все цифры и спросил, хороши ли они. «Не суетись, — сказала Мария Ивановна. — Покупай яблоки и поезжай к Марине». Стальной характер! Хотя, наверное, ночь не спала.

Когда я вернулся из роддома, Мария Ивановна сообщила: звонил Андрей, он уехал в монтажную и просит меня не торопиться, заниматься «свиванием гнезда».

Через несколько дней я вернулся в монтажную. Андрей монтировал сцену под названием «Спичка». Сцена была придумана им прямо во время съемок. Только что сгрузив снаряды, бронетранспортер тронулся в обратный путь. Капитан (О. Борисов) сидел справа от водителя (С. Любшин). Капитан, закуривая, чиркнул спичкой, и бронетранспортер неожиданно съехал с дороги и резко остановился, зависнув над кюветом. Дальше монтируется немая сцена.