Вальтер Хартфельд - Одинокие воины. Спецподразделения вермахта против партизан. 1942—1943

Большой Мартин — остерегавшийся идей Клауса — предложил соорудить плот. По крайней мере, не придется шлепать по этой мерзкой грязи. К большому облегчению всех егерей, Клаус согласился, и в течение часа было построено два весьма примитивных плота. Десять человек, по пять на каждом плоту, отчалили без всякого энтузиазма. Их первая остановка была на своеобразном островке. Карл Вернер, который остановил один из плотов и одновременно несколько раз промерил глубину, нащупал веслом твердую землю. Это выглядело довольно странно. Объяснение нашлось после высадки на островок, где вновь появились следы от колес и копыт лошадей. Должно быть, сюда вела своеобразная дорога из бревен, уложенных вровень с поверхностью воды. Она обеспечивала легкий проход. Партизаны ее разрушили, когда заметили преследование. С другой же стороны острова подобное сооружение должно было существовать. Клаус, войдя в курс дела, приказал заложить мины на острове (братья Ленгсфельд заглянули в свои записи в маленьком блокноте, чтобы найти наиболее подходящие способы минирования) и поставить минные растяжки на плотах.

Потом егеря отдыхали, ожидая в ночи то, что могло произойти на другой стороне болота. Хайнц записал в своем блокноте, что было бы неплохо добавить к снаряжению коммандос надувные лодки, если они будут не слишком много весить. Но затем покачал головой: сейчас это не нужно — вскоре лед позволит пересечь болото без проблем.

В следующую ночь они преследовали две подводы. Люди, которые управляли лошадьми, были убиты. Егеря обнаружили муку, картошку и пачку листовок, одну из которых Клаус перевел:

«Советские люди!

В специальном коммюнике от 22 ноября из Москвы говорится, что несколькими днями раньше наши доблестные войска начали наступление на Сталинградском фронте. Калач-на-Дону снова стал советским. Две немецкие линии снабжения перерезаны в Советском и Абганерове. Фашисты понесли огромные потери: 14 000 убито и 17 000 взято в плен.

Запомните, товарищи, этот день!

Вспомните также слова товарища Сталина, сказанные в выступлении 7 ноября, о том, что скоро и на нашей улице будет праздник.

Да здравствует наша Советская Родина!

Да здравствует Сталин!

Да здравствуют доблестные защитники Сталинграда!»

Закончив чтение, Клаус сжег листовки, но несколько из них сунул в карман.

Если и были следы на другой стороне болота, то их стерла плохая погода. Коммандос, не располагая новой информацией, пустились в обратный путь, останавливаясь во всех деревнях, которые встречались на пути.

Манфред заметил оживленный вид крестьян, которые, казалось, насмешливо глядели на егерей. Все было чертовски хорошо организовано.

По прибытии в Алешенку коммандос с удивлением наблюдали необычное возбуждение. Навстречу Клаусу выбежал Людвиг:

— Пропал врач, господин капитан. Видимо, его похитили партизаны. Также убиты три хорошенькие женщины (очевидно, особенно активно «дружившие» с оккупантами. Таких население оккупированных территорий называло «овчарками». — Ред. ).

Среди коммандос воцарилась мертвая тишина. Затем Клаус, Хайнц и Манфред отправились к Хансу Фертеру.

Явно усталый и бледный, офицер разведки нетвердо встал, чтобы поприветствовать гостей.

— Пока ничего не ясно. Имеются следы лошадей, которые сразу теряются на выходе из деревни. У них, должно быть, было время, чтобы обернуть тканью копыта лошадей. Но кое-что меня беспокоит и мало обнадеживает. Гюнтер ушел не с пустыми руками, прихватил с собой набор инструментов и медикаменты.

— Это имеет какое-либо отношение к убийствам?

— По-моему, прямое. Партизаны использовали свое пребывание здесь для ликвидации коллаборационистов, или, если точнее выразиться, коллаборационисток.

— Что посоветуешь?

— Сейчас ничего. Но думаю, можно будет произвести обмен. Если, как я надеюсь, Гюнтер похищен с целью использования его медицинских услуг, у нас остается небольшой шанс вернуть его, предложив за него партизанам некоторых пленных. Проблема состоит только в том, чтобы найти подходящего посредника. И я придумал, кто им будет: старуха Усыгина.

Эта женщина много путешествует!.. Мне сообщили, что она находится в Сарочеве. Если вы согласны, предлагаю вам послать туда Манфреда.

— Я немедленно займусь этим. Дайте мне координаты старухи и скажите, как далеко я могу пойти в своих предложениях.

— В случае необходимости можно обменять всех партизан. Но пусть вернут нам Гюнтера.

Егеря с оружием в руках слонялись по улицам Алешенки, заглядывая в каждый угол, отгоняя всех, кто хотел к ним приблизиться. Когда Манфред вышел из КП, все бросились к нему с озабоченными лицами.

— Мне нужны две хорошие лошади.

Карл Вернер привел их к нему уже оседланными. Пришли, в свою очередь, братья Ленгсфельд и передали ему свое последнее изобретение: миниатюрные гранаты с большой силой взрыва, которые Манфред старательно рассовал по карманам.

Через час он уже пришел к старухе Усыгиной, которая, к его удивлению, не стала ругаться.

— Серьезное дело, бабка. Нашего врача вроде похитили. Мы хотели бы дать им знать, что готовы обменять Гюнтера на пленных партизан, и особенно на офицера по имени Гайкин. Ты можешь нам помочь?

Старуха попросила сигарету, которую выкуривала, неуклюже пуская маленькие клубы дыма.

— У тебя не табак, а сено… Если я тебе помогу, кто поручится, что вы не сыграете с нами злую шутку?

— Если Яковлев захочет, я пойду, чтобы занять место Гюнтера в их лагере до тех пор, пока его не доведут до Алешенки. Потом я останусь заложником до тех пор, пока к партизанам не вернутся все пленники. Я — офицер, бабка, и это что-то значит…

— Ты уверен, что Гюнтер еще жив?

— Нет, но можно узнать об этом.

— Это будет нелегко сделать, потому что из Москвы прибыл какой-то чин, думаю, из высокого начальства… А они далеки от наших несчастий, не всегда понимают, что жизнь отдельного человека что-то значит.

— Послушай, я принес официальную бумагу, напишу записку. Постарайся передать это, а я подожду здесь их ответа.

Манфред написал записку, текст которой согласовал с Клаусом, передал бумагу старухе, подробно переведя каждое слово.

Он сделал паузу.

— Где Женя?

— Она там, с ними.

После трех часов езды связанный Гюнтер с кляпом во рту кипел от ярости, несмотря на усталость и боль оттого, что веревки впивались в тело. У него было ощущение, будто он переживает пошлую мелодраму, но такую мелодраму, в которой уже пострадали три человека.

Четыре партизана ворвались в его комнату, когда он спал. Они утащили с собой, тщательно связав, трех деревенских женщин, напуганных до смерти.

Один из партизан, говоривший по-немецки, потребовал от Гюнтера следовать за ними. В партизанском лагере имелись раненые и больные, которые крайне нуждались в опытном враче и санитаре: ему не причинят никакого вреда.