Хассо Стахов - Трагедия на Неве. Шокирующая правда о блокаде Ленинграда. 1941-1944

Манштейн, которого не назовешь нерешительным человеком, а скорее расчетливым стратегом с холодной головой, понимает, что сейчас бесполезно искать упущенные возможности или рассуждать о губительном дилетантизме человека, в оценках которого он сам нередко заблуждался. Пропаганда возвеличила своими дифирамбами Гитлера, представляя его «самым великим полководцем всех времен». Для солдат эти слова, которые они слышат ежедневно, находясь в крайне тяжелой боевой обстановке, кажутся пустыми и воспринимаются скорее как насмешка. Обычный рядовой пехотинец имеет на такие вещи более обостренный нюх, чем господа с красными генеральскими лампасами и золотыми галунами. Хотя для тех беда началась уже в 1934 году, с того момента, когда офицеры стали присягать на верность лично Гитлеру.

Мы знаем, что Манштейн продолжает служить Гитлеру, следуя за ним во все более сомнительных операциях, вовсе не из-за того, что речь идет о верности в традициях «Песни о Нибелунгах» (древний германский эпос. — Ю. Л. ). Не исключено, что ему уже давно сообщили, что Гитлер презрительно называет его в своем ближнем окружении «хвастливым стратегом». Да, он тщеславен, но вовсе не «преданный национал-социалист», так как это тогда звучало расхожей пустой фразой. Манштейн опасается, что в случае государственного переворота фронты начнут разваливаться и хаос перекинется на всю Германию. Он знает, что тот, кто находится у власти, даже если она уже трещит по швам, все еще в состоянии кое-что сделать. А тот, кто власть полностью сдает, тот уже выбывает из игры. Этот постулат всегда вызывал споры, в том числе и среди противников Гитлера. Но под Ленинградом в конце лета 1942 года он, впрочем, не играл решающей роли. Здесь властвовало слово «война».

Началом наступательной операции «Северное сияние» объявлено 14 сентября. Казалось, все идет по плану, как вдруг Гитлер в начале сентября приказывает Манштейну взять под свое начало также все соединения, расположенные между Финским заливом и флангом «Бутылочного горла» восточнее Мги. Это означает не только рискованную смену руководства в момент наивысшего кризиса, но также и компрометацию Кюхлера. Прусская привычка к дисциплине удерживает от конфликта между обоими военачальниками. Что касается кризисной ситуации, то она возникает так же неожиданно, как и решение Гитлера о наступлении на Ленинград. Русским удается упредить немцев. 27 августа 1942 года 6-й советский гвардейский корпус генерала Гагена переходит в наступление на восточном фланге «Бутылочного горла» силами восьми дивизий и десяти бригад. На западном фланге изготавливаются к прыжку на восток через Неву три дивизии и две бригады. Манштейн вынужден, как это он уже мастерски делал в самых щекотливых ситуациях в Крыму, отражать удар, блокируя своими дивизиями район боевых действий.

Смертельно опасная болезнь Ленинграда, кажется, будет продолжаться бесконечно. Снабжение по Ладожскому озеру налажено, но для жителей города его явно недостаточно. Они голодают и продолжают умирать от истощения. Но даже среди них, забытых в целом мире, есть такие, которые страдают больше всех. Это евреи. Йорг Фридрих сообщает, что к ним относятся с подозрением, обвиняя в том, что они хитростью выбивают себе привилегии, касающиеся распределения продуктов. Заподозренных в этом бьют ленинградцы, безуспешно выстаивающие долгие часы в очередях за продуктами. Евреев, у которых находят на квартирах накопленные ими запасы продовольствия, убивают их соседи.

Немецкие службы радиоперехвата дешифруют в эти дни криптограммы, в которых говорится, что все старики, больные и другие нетрудоспособные люди должны быть вывезены из Ленинграда на восток. Если для оккупантов по-прежнему имеет смысл ослаблять бомбами и снарядами оборонительную мощь крепости, расположенной между Финским заливом и Ладожским озером, то абсолютно непостижимо, зачем в адрес 1-го Воздушного флота поступает просьба атаковать самолетами ветхие суденышки на Ладожском озере.

И пусть немецкие военные врачи по-прежнему проявляют в деревнях заботу о больных среди русского гражданского населения и помогают им, проводя уникальные операции, которые русскими воспринимаются как чудо. И пусть солдаты своими продуктами, табаком, инструментами и материалами доказывают, что для них обычная человечность значит намного больше, чем то, о чем вещают разжигатели расистской пропаганды. Планы, ориентированные на уничтожение безоружных беженцев, уже сами по себе чудовищны по своей мысли и надолго бросают тень на армию. Достаточно часто они, впрочем, воплощались в жизнь, как это подтверждают протоколы донесений карательных отрядов службы безопасности. Впрочем, позднее также ничего не было слышно о том, что угрызения совести терзали моряков советского военно-морского флота, когда русские подводные лодки топили немецкие корабли с беженцами и госпитальные суда.

Есть предположение, что планы атаковать эвакуационные транспорты с помощью авиации исходили от самого Гитлера. Он ведь желал и Ленинград подвергнуть террору самолетами 8-го авиакорпуса и обстрелу его из 800 крупнокалиберных орудий. Манштейн и авиационный генерал фон Рихтгофен всерьез эти сумасбродные, нереальные планы не воспринимают.

Русские тем временем нацепили на немецких военнопленных дамское нижнее белье и провели их в таком виде по Ленинграду, демонстрируя, что немцы занимались мародерством. Явно не самое лучшее достижение советской пропаганды, учитывая, что выбор товаров в раю трудящихся был достаточно ограниченным, и зная, что во Франции немцы могли бы обзавестись гораздо более шикарными вещами.

Тот факт, что американский корреспондент и позднее лауреат Пулитцкой премии Гаррисон Солсбери издевательски заметил, что немецкие пленные носили военную форму из суррогата шерсти, сегодня, в век синтетики, можно воспринимать лишь с улыбкой. Солсбери не преминул также отметить, что немцы были грязными, завшивленными и небритыми. Дешевая издевка со стороны человека, который вскоре вновь вернется в уютный и чистый мир изобилия и который, будучи военным репортером, мог бы точнее поведать об условиях на фронте и в бараках военнопленных. Но ведь были также и советские военнопленные одичавшие, одетые в рванье, следовавшие в страшных колоннах смерти, которых снимали дотошные немецкие репортеры. Для них эти люди были наглядным доказательством славянского и азиатского типа недочеловека. Так идеология калечит летописцев, превращая их в вассалов духа времени.

Ну а как обстоят дела у «Бутылочного горла»? Точнее говоря, должно звучать в «Бутылочном горле», поскольку русские штурмовые роты уже взяли его в полукольцо и находятся почти в тылу немецких позиций у Невы. В полосе ответственности 223-й пехотной дивизии, которая прибыла незадолго до этого из Франции, они уже прорвались через передовую линию обороны. Гитлер вещает о «безвольном командовании» и отдает приказ на проведение мероприятий, которые и так давно уже начаты фон Кюхлером. В бой сразу же были введены 170-я пехотная дивизия, только что прибывшая из Севастополя, и 12-я танковая дивизия. Когда русским удается прорвать линию обороны вестфальской 227-й пехотной дивизии, то ее 366-й полк оказывается в окружении. С отчаянной решимостью и с убийственной привычностью он огрызается во все стороны. Позднее на немецких позиционных картах этот выступ фронта будет обозначаться как «Нос Венглера» в честь командира полка подполковника Венглера.