Игорь Андреев - Алексей Михайлович

Алексей Михайлович в эти месяцы всячески поддерживал Афанасия Лаврентьевича. Делал он это по-разному, одергивая недругов или ласковым словом привечая окольничего. Было бы слишком наивно считать, что этим Тишайший демонстрировал свои «демократические» симпатии. Для него аристократические оппоненты и противники Ордина — фигуры не менее значимые. Тот же извечный враг Афанасия Лаврентьевича князь И. А. Хованский, получивший из-за Ордина от царя не один обидный выговор, — один из главных полководцев царствования второго Романова. И, между прочим, не самый худший. Но царю Ордин был очень нужен. На излете нескончаемой войны с Польшей очень пригодилась та репутация, которую он имел не столько при Московском, сколько при Польском дворе.

Для Ордина-Нащокина, давнего приверженца русско-польского сближения, идеальным результатом был даже не мир, а тесный союз двух стран, в результате которого «турок будет здержан», а хан принужден «держать дружбу». Подобные планы казались маловыполнимыми: мира желали многие, но на Польшу за долгие годы войны привыкли смотреть как на врага кровного, закоренелого. Дальнейшие события показали, что правы были и окольничий, и его оппоненты. Первый, потому что предугадал, что в обстановке растущей экспансии Турции в Восточной Европе русско-польское сближение станет неизбежным. Скептики же — потому что не ошибались относительно огромных трудностей такого союза: слишком сильна была инерция недоверия, чтобы сразу освободиться от нее, растопить глыбы льда, намороженные многовековой враждой. Цена же, которую Ордин-Нащокин предлагал за союз с Польшей, вообще представлялась непомерно высокой, даже невозможной: ради «вечного мира» отказаться от завоеваний на Украине. По-прежнему острыми были противоречия, для преодоления которых требовались воля и новый взгляд на давнего противника-соседа. Очень скоро выяснилось, что затруднительно вести разговоры даже о мире. Реальностью могло стать лишь перемирие, когда каждая из сторон лелеяла надежду со временем повернуть ситуацию в свою пользу.

Переговоры шли тяжело. Особенно неуступчивыми были польские комиссары, прибегавшие к проволочкам, угрозам и военным демонстрациям. Камнем преткновения, как и ожидалось, сначала стали левобережные города, затем Киев. О его будущем никак не могли столковаться. Но когда на поляков реально надвинулась угроза с юга и определилась антипольская позиция Дорошенко, дело сдвинулось с мертвой точки. Сказалась и позиция Алексея Михайловича, на этот раз достаточно точно определившего меру уступок. Сам Афанасий Лаврентьевич готов был пойти на большее.

В январе 1667 года, на 31-м съезде послов наконец пришли к соглашению по самым спорным статьям. Перемирие заключалось на 13 с половиной лет, во время которых не возбранялось вести переговоры о «вечном мире». За Москвою оставались Смоленское и Черниговское воеводства, Стародубский повет и Северская земля. Полоцк, Витебск и другие белорусские города, где еще стояли царские гарнизоны, возвращались Литве. На Украине граница проходила по Днепру, а Киев с небольшой округой на два года оставался за царем — для подготовки его передачи королю. Запорожье объявлялось общим владением, «на общую их службу от наступающих басурманских сил».

В Москве были чрезвычайно обрадованы окончанием многолетней войны. Завершилась она далеко не так, как это виделось в середине 50-х годов, на вершине успехов, когда часть Белоруссии и Украина величали Алексея Михайловича государем. И все же успех был крупный, упрочивший западные рубежи страны, хотя и несоизмеримый с пролитой кровью и затраченными усилиями.

Вернувшееся посольство встречали с большим торжеством. Радоваться было чему — Андрусово закрывало целую историческую эпоху. Еще совсем недавно неуютно чувствовавшие себя на престоле Романовы пытались упрочить позиции династии, заявляя о царском достоинстве своих предков. Однако достаточно быстро идея родоначалия отошла на второй план. Избрание Михаила Федоровича объяснялось Божественным вмешательством. Промысел Божий находил свое проявление во всем, что отмечено успехом, главный из которых — расширение и торжество Православного царства. Андрусово здесь — аргумент наиважнейший. Не случайно с 1667 года Большая государственная печать, подготовленная при участии австрийского герольдмейстера Лаврентия Хурелича, получила новое очертание: крылья двуглавого орла подняты, как на печати Священной Римской империи. Орел держит державу и скипетр, над головами три короны — три царства. Московская Русь уходила в прошлое, уступая место самодержавной России.

Ордин-Нащокин к неудовольствию и зависти недругов 2 февраля был пожалован в бояре. Вскоре последовало его назначение главой Посольского и Малороссийского приказов в звании «Царственных и государственных посольских дел боярина». Получили награды и его товарищи по посольству.

Щедрые награждения заставляют еще раз внимательно присмотреться к манере общения Алексея Михайловича со своими подданными. Если вдуматься, царь отличил человека, не просто во многом с ним несогласного, но такого, которого пришлось переубеждать и даже приводить в чувство строгим окриком. Добро б еще царь не занимался делами и мечтал взвалить непосильный груз переговоров на одного Ордина. Но нет, Тишайший пристально следил за ходом переговоров и, безусловно, осуществлял общее руководство. Возможно, именно это и спасло Афанасия Лаврентьевича от монаршего гнева. Вникая в суть переговоров, Алексей Михайлович как никто другой мог оценить и понять все трудности, с какими приходилось сталкиваться послу в посольском шатре. Так, по крайней мере в общении с Ординым-Нащокиным, царь сумел подняться над несущественным и второстепенным ради главного и существенного.

Крепостничество и крепостной гнет упрочивались в центре, восстания же приходили с окраин, начинались чаще не там, где тяжелее, а там, где свободнее. Эта логика крупных социальных движений, столь часто повторявшаяся в XVII–XVIII столетиях, побуждала многих исследователей более пристально присмотреться к жизни окраин России. Подмечено, что сюда уходили самые динамичные, социально активные элементы, по тем или иным обстоятельствам не принявшие крепостнического уклада или вступившие с ним в конфликт. Это непокорство в море всеобщей покорности, тяга к воле при господстве неволи складывались здесь в некое множество, способное на поступок. Окраины легче загорались, жарче полыхали, решительнее действовали. На окраинах вольготнее дышалось, и этим дорожили, за это стояли и этого не желали терять.