Фернан Мейссонье - Речи палача

Таким образом он получил прокурорское требование и нам дали премию за риск. Я знаю, что мой отец, когда стали происходить «события» и появились приговоры военного трибунала, [46] Постоянный трибунал Вооруженных сил. сказал прокурору, что теперь мы рискуем больше. Он сказал прокурору: «Это риск, это риск. Потому что теперь мы занимаемся политическими делами». Это было правдой, мы действительно рисковали. В городе люди очень хорошо знали, что мы были экзекуторами. Так что с ФНАО и всем прочим мы рисковали.

На самом деле я думаю, что отец немного шантажировал прокурора в том, что касалось опасностей, которым мы подвергались — и которые были совершенно реальны, — заставляя того поверить, что он уволится. Потому что, зная его, я убежден, что он продолжал бы занимать эту должность даже если бы ему не платили. В итоге мы получили премию за риск, а также «премию за голову», вдобавок к оплате монтажа и демонтажа. Вначале премия за риск выплачивалась за день командировки, но потом стала выплачиваться помесячно. До «событий» в Алжире мы получали только нашу зарплату да еще командировочные (см. Journal officiel de l’Algerie от 1 августа 1950). На самом деле после взрыва покушений на убийства, которые были направлены на гражданское население — женщин и детей, — у нас было уже другое настроение. Например, казнь убийц из Аин-Беида, 3 июля 1957 года. Это было дело о детях. ФНАО завлекло в ловушку многих французских ребятишек, используя их арабских приятелей. И они их убивали. Да, маленьких европейцев, детей колонистов, завлекали ребятишки, маленькие пастухи. В той истории убийц было четверо. Там было трое двоюродных братьев, а может быть, даже родных, я уже не помню.

Казнили их в Константине. В нашем представлении осуждены были действительно террористы, совершившие серьезное преступление. Если бы мы высказали противоположное мнение, на нас бы наверняка косо посмотрели бы алжирские французы. Поэтому что касается премии за риск, мы получали ее с 1957 года, когда получили прокурорское требование. На самом деле это премия была более чем оправданна. Действительно, казня политических, или так называемых политических, мы рисковали своей жизнью. Они нам платили 12 тысяч старых, 120 теперешних франков в месяц. Вообще-то премия за риск исчислялась не за месяц, а за день командировки. Это было 400 старых франков за день командировки.

Командировочные расходы выплачивались нам за год, как и монтаж и демонтаж гильотины. Что же касается премии за голову, нужно обратиться к ведомости по специальной выплате, назначенной экзекуторам уголовных приговоров: постановление господина министра, пребывающего в Алжире, 75.57 от 17 июня 1957. Премия за риск была отменена в августе 1962 года, после независимости Алжира.

Как я уже говорил, в принципе, для того чтобы хорошо провести казнь, достаточно четверых: экзекутор, два помощника, которые держат осужденного, и «фотограф». Но в 1956 было больше ста приговоренных к смерти, и Государство согласилось с тем, что нам нужен был пятый, еще один помощник. Пятый был назначен начиная с 1956, когда начались первые казни террористов.

Таким образом, нам нужен был новый помощник. Отец хотел предложить мою кандидатуру. Но Берже в свою очередь хотел предложить кандидатуру Фортена. Фортен был футболистом, другом жены Берже. И вот Берже, лицемер, говорит мне: «Ничего, я пошлю два письма с кандидатурами. Так у тебя будут те же шансы, что и у Фортена. У каждого из вас будет шанс». На самом деле он знал, что при равных шансах прокурор обязательно бы назначил меня из уважения, которое он питал к моему отцу. Прокурор хорошо знал, что именно мой отец вернул Берже обратно после его отставки в 1944. Да, не надо забывать, что лишь благодаря моему отцу Берже наследовал Рошу. Но Берже потихоньку написал прокурору только одно письмо. Он отправил ему письмо, в котором ставил под вопрос мои способности, ссылаясь на операцию, которой я подвергся в подростковом возрасте. Он написал ему: «Боюсь, что, поскольку сын господина Мейссонье перенес серьезную операцию, в ходе казни ему может стать плохо». Прокурор не мог выступить против мнения Берже. Если будет хоть малейшая неполадка при казни… Результат — назначен Фортен. Но прокурор сказал своему секретарю мадам Льерр: «Это уж со стороны Берже некрасиво!» Мадам Льерр была соседкой моего деда. Мы знали друг друга уже тридцать лет.

Поэтому она нам рассказала. Так мы узнали. Сам прокурор ничего нам не сказал. Ему было неудобно. Ему это было неприятно, потому что он любил моего отца. Но он не хотел, чтобы возникали раздоры. И все же ему не понравилось. Он уважал моего отца. Кроме того, потом, когда у отца открылся рак горла, он был прооперирован и хотел уволиться, чтобы оставить мне свое место, прокурор сказал ему: «Нет, господин Мейссонье, мне все равно. Продолжайте зарабатывать. Зачем вам увольняться?» Перед тем как я уехал на Таити, один приятель прислал мне половину жемчужной раковины, гладкой, как ноготь, размером в двадцать сантиметров. Я отнес ее господину Мушану. Да, он был очень приятным человеком.

Но этот подлый удар не принес удачи Берже. И Фортену тоже. Вот теперь приближается гекатомба! Да, 1956–1957 — год, в котором было полно исчезновений. Так вот, три месяца спустя после назначения Фортена (6 сентября 1956) Берже убился, бум! упав с четвертого этажа на лестнице. Потом следом за ним, в апреле 1957 убит Жюстен Доде. Однажды утром он открывал металлические жалюзи своего гаража, трах-тах-тах!.. очередь из пулемета. Рассечен надвое, убит! Мы так и не узнали, было ли дело в его жене, у которой был любовник, или же в ФНАО. Вероятно, это ФНАО.

В сентябре 1957, оп! Каррье разбивается на своем «мерседесе». Он не вписался в поворот. В том ли дело, что он его не видел? Фары встречной машины? Он наверняка был ослеплен, потому что он хорошо знал дорогу. Бам!.. Убит на месте, как и его теща. Его жена и дочь ранены. Фортен, бах!., меньше чем через год после его назначения от него уходит жена. В конце 1957 он увольняется. Он исчезает, бежит во Францию, пытается вернуть жену и в итоге кончает самоубийством. И все это едва ли за год. За год и четыре месяца все умерли.

Поэтому за один год произошли большие перемены. От старой бригады Берже остался только мой отец. Да, только мой отец остался в живых. Его назначили главным экзекутором. А я стал помощником, и почти сразу первым помощником. В конце 1957—начале 58 от старой бригады остались только отец и я. Нужно было создавать новую бригаду. Поэтому отец в течение года взял трех друзей, чтобы пополнить команду. Хоп! пришли трое других. Был там Лоти Эрнест, аудитор, но он испугался и уволился через три месяца. Тогда я пошел к одному соседу, с которым был знаком, Сельсу. А потом отец назначил Воссена, хозяина бара, с которым он был знаком. Так и вышло, что были назначены три друга. Сельс, Воссена и Баро. В итоге мы остались с Сельсом Жоржем (1 января 1958), Баро Анри (1 мая 1958) и Воссена Жозефом (1 мая 1958).