Александр Ба­бо­ре­ко - Бунин. Жизнеописание

Для Бунина «славное поприще» Рахманинова — «гордость русская и всемирная» [687] Письмо Бунина — Рахманинову 5 января 1933 года, Грасс. — Там же, инв. № 1427. .

Восхищался Бунин и П. И. Чайковским. Однажды он сказал; «Человек, который одной музыкальной фразой дал почувствовать целую эпоху, целый век, — должен быть очень большим».

Еще в 1892 году (17 марта) он писал В. В. Пащенко: «Поразительно сильное впечатление произвел на меня романс Рубинштейна на слова Гейне — „Азра!“ — „Полюбив, мы умираем…“» [688] Литературный Смоленск, 1956. С. 284. Этим словам романса, — из стихотворения Гейне в переводе П. Чайковского, — он придавал некий роковой смысл. Он приводит их в «Митиной любви» (гл. V).

Двадцать девятого марта 1915 года Бунин писал для «Истории русской литературы» Венгерова автобиографию. «Это мука, — говорит он в письме Нилусу. — Кажется, опять ограничусь заметкой» [689] Фотокопия с автографа. .

Прожив зиму и почти всю весну в Москве, 9 мая 1915 года Бунин с женой уехали в Глотово, попутно заглянув на два дня в Орел. В деревню прибыли 12-го и оставались здесь до ноября, потом вернулись в Москву, куда Бунин приезжал ненадолго и в середине лета.

Семнадцатого мая 1915 года Бунин писал критику Д. Л. Тальникову:

«Перечитываю кое-что — между прочим, „Дворянское гнездо“, — которое, к сожалению, художественной радости мне не дает (за исключением немногих мест) и которое не совсем по праву названо „Дворянским гнездом“. (Едучи сюда, я был три дня в Орле, снова посетил ту усадьбу на окраине Орла, которая описана в „Дворянском гнезде“, — и вот причина, почему я перечитываю его)» [690] РГБ, ф. 487.35.11. .

Для Бунина Тургенев был одним из самых замечательных русских писателей. Но он говорил и о некоторой искусственности его рассказов. Многое ему не нравилось в романе «Дым», о котором он писал еще в 1890 году: «Прочел… „Дым“ Тургенева. Я уже давно читал его и теперь прочел его с новым интересом. Многое в нем мне не понравилось. Не понравился даже тон (местами) — грубо-шутливая и насмешливая и притом поверхностная характеристика „света“ — тон вовсе не тургеневский. Я знаю, что этот „свет“ — пошлость, и подлость, и глупость, но у него он малохудожественно обрисован. Но вообще роман произвел сильное впечатление: страшное, злобное волнение овладело мною. Только слава Богу, что теперь, кажется, уже нет таких Ирин. Разумеется, Литвинов в дураках — она его вовсе не любила. При сильной любви нельзя таких штук проделывать» [691] На родной земле. С. 289. .

Его восхищало изумительное мастерство Тургенева-новеллиста; «„Поездка в Полесье“, — записал он в дневнике много позднее, — почти вся по-настоящему прекрасна. Почти во всех рассказах, — да, кажется, даже во всех, редкое богатство совершенно своих, удивительных по меткости определений чувств и мыслей, лиц и предметов» [692] Дневник. Т. 111. С. 39. . Перечитав по изданию А. Ф. Маркса двенадцатый том Тургенева, где напечатаны «Литературные и житейские воспоминания», «критические речи и статьи», Бунин записал: «Совершенно замечательный человек и писатель. Особенно „Казнь Тропмана“, „Человек в серых очках“, несколько слов о наружности Пушкина, Лермонтова, Кольцова» [693] Там же. С. 45. .

В это время он писал в дневнике:

«4 июля. Нынче вечером сидели на скамейке в Колонтаевке. Тепло, мертвая тишина, запах сырой коры. Пятна неба за березами. Думал о любви.

2 августа 15 г. <���…> Отправил корректуру „Суходола“. Во втором часу газеты. Дикое известие: Куровский застрелился. Не вяжется, не верю. Что-то ужасное <���…> Как я любил его!» [694] Письмо Нилуса Бунину о самоубийстве Куровского опубликовано в журн. «Русская литература» (1979. № 2. С. 151).

«7 августа. Пытаюсь сесть за писание. Сердце и голова тихи, пусты, безжизненны. Порою полное отчаяние. Неужели конец мне как писателю? Только о Цейлоне хочется написать».

«21 августа. 14–19 писал рассказ „Господин из Сан-Франциско“. Плакал, пиша конец. Но вообще душа тупа. И не нравится. Не чувствую поэзии деревни, редко только. Вижу многое хорошо, но нет забвенности, все думы об уходящей жизни».

К работе над этим рассказом Бунин возвращался позднее, сокращал его. Завершил работу в конце октября.

Рассказ привлек внимание русской и зарубежной критики и вошел в антологии мировой литературы.

Война изменила деревню. Многих мужчин забрали в солдаты. «Годные гуляют, три-четыре мальчишки. Несчастные — идут на смерть и всего удовольствия — порычать на гармонии.

<���…> Вчера снимали Тихона Ильича (возможно — прототип Тихона Ильича Красова в „Деревне“. — А. Б.). „Вот и Николаю Алексеевичу (Н. А. Пушешникову. — А. Б.), может, идти в солдаты… Да ему что ж, хоть и убьют, у него детей нету“. К смерти вообще совершенно тупое отношение. А ведь кто не ценит жизни — животное, грош тому цена».

Бунин все не мог сосредоточиться на работе — «писать не пишу, — говорит он в письме Нилусу 18 июля, — разве стишки изредка» [695] Фотокопия с автографа. . А 15 сентября вновь писал ему из Глотова: «Не припомню такой тупости и подавленности душевной, в которой уже давно нахожусь. Вероятно, многое действует, иногда, может быть, даже помимо сознания. А смерть Павлыча прямо сбила меня с ног <���…> Пятый месяц живу здесь изумительно однообразной жизнью. Все читаю, да хожу, да думаю. Деревни опустели так, что жутко порой. Война и томит, и мучит, и тревожит. Да и другое многое тоже. „Портфель“ мой пуст» [696] Русская литература. 1979. № 2. С. 152. .

Его возмущал Бальмонт, который говорит в стихах о войне в кокетливом тоне: «Вся мысль людская в дымах и пожарах, И лишь упрямец <���…> Я ребенком говорю» («Упрямец»; выделено Буниным).

«Что за подлое кокетство, сюсюканье! — писал Бунин Д. Л. Тальникову 27 июня. — Ну что ж, там творится что-то ужасное, а я вот сюсюкаю, я — упрямец… Его надо ругать на всех перекрестках, ибо прав Леонардо да Винчи — „хвалить дурного значит порочить хорошего!“» [697] Русская литература. 1974. № 1. С. 174.

В октябре 1915 года Горький предложил Бунину сотрудничать в журнале «Летопись», выходившем при его ближайшем участии.

С первых чисел ноября Бунин поселился в Москве, в гостинице «Лондонская». 19 ноября приезжал в Петроград, там встречался с Горьким. Дня через три возвратился в Москву.

В декабре в «Летописи» уже было напечатано несколько стихотворений Бунина. Позже, 1 марта 1916 года, И. С. Шмелев писал о них автору: «Чудесно, глубоко, тонко. Лучше я и сказать не могу… Ведь в „Шестикрылом“ вся русская история, облик жизни. Это шедевры, дорогой, вы это знаете сами, но и я хочу, чтобы и вы знали, что и я чувствую это. И „Слово“ и „Поэту“. Это лучшее, что было последнее время для меня… Это должно быть высечено золотом по белому мрамору или хрусталем на черном граните… Да будут благословенны поля орловские, вскормившие вас, дорогой поэт». Я любил вас, продолжает Шмелев, «той любовью, которою любят светлый талант… И многое еще дадите. Только не бросайте русской жизни, — так она горько-прекрасна в вас. Так вы слышите и чувствуете ее» [698] РГАЛИ, ф. 44, on. 1, ед. хр. 242, л. 1–2. .