Юрий Терапиано - «Встречи»

Поэма «Ева» — произведение совершенно необыкновенное, подобного которому не было ни в одной литературе — по форме, не говоря уже о других ее качествах. Она написана как бы вразрез со всеми общепринятыми литературными правилами: представьте себе поэму в 320 страниц, по шесть строф на странице, которая не имеет ни глав, ни отделов, ни подразделений.

Написанная классическим александрийским стихом, эта поэма местами похожа на бесконечную церковную литанию. Одна и та же строфа повторяется в течение ряда страниц, меняя лишь рифмы и прилагательные. Иногда два стиха, с незначительными изменениями, повторяются через известные промежутки времени, — но несмотря на повторения, появляется всякий раз новая тема среди этого повторения строф — из прежней литании развивается новая, которая ведет нас всё дальше и так до конца поэмы.

Если бы Пэги не опубликовал «Еву» еще при жизни, можно было бы подумать, что после его смерти, какой-нибудь невнимательный издатель напечатал все его рукописи подряд, не разбираясь, где поправки, где варианты одних и тех же частей, да еще прибавил к этому все найденные черновики.

Но творческие приемы Пэги на деле свидетельствуют о большом искусстве. Поэма так замечательно построена внутренне, что композиция ее граничит с чудом. Удивительный ритм стихов Пэги увлекает читателя, гипнотизирует и очаровывает его, заставляет его перейти как бы в иной мир из земного плана.

Невольно спрашиваешь себя: быть может, это и есть то высшее искусство, утраченное в глубокой древности, когда поэты были магами и умели словом совершать чудеса?

Поразительна также сила выразительности Пэги: он, порой, берет одну рифму и исчерпывает ее до конца во всех ее возможностях, включая самые редкие слова, иногда вплоть до научных терминов. Такой прием у другого поэта был бы утомительным, но у Пэги он очарователен.

Центральной фигурой поэмы «Ева» является Христос.

Поэт поклоняется Ему в Его человеческом, умаленном облике и в Его божественной природе Слова.

Рождество Христово для него — сосредоточение всех времен — прошлого, настоящего и будущего, явление для всех народов — древних, классических и современных:

Концепция о Спасителе, о Котором пророчествуют не только пророки, но все благородные и великие деяния людей древности — грандиозна:

Пэги выходит далеко за пределы обычных ортодоксальных представлений о явлении Христа в мире. Не принадлежа ни к какому определенному религиозному или политическому клану, Пэги был ближе всего к христианам первых веков, для которых их личное ощущение Христа было важнее установившихся впоследствии догм. Свободный до конца в своем творческом созерцании, Пэги был паладином того духовного идеала, — может быть, невоплотимого, может быть, слишком идеалистического для окружающего нас мира, — который созерцает целостное, вневременное бытие в Духе, и с точки зрения этой духовной реальности рассматривает происходящее на земле.

В Париже, в пятнадцатом аррондисмане (районе), есть улица имени Эрнеста Психари.

Большинству русских это имя совсем неизвестно, но они с большим интересом проходили бы мимо надписи «улица Психари», если бы знали, что это имя внука знаменитого Эрнеста Ренана, автора «Жизни Иисуса Христа».

Эрнест Психари, погибший на войне в 1914 году, был поэтом и романистом, автором книг, имевших большой успех, надеждой французской литературы и, кроме того, замечательным человеком.

Биография Психари шире биографии «только писателя». Внук Ренана, воспитанный в традициях тогдашней элиты французской интеллигенции, — традиции интеллектуальной, скептической и атеистической, с огромным трудом преодолел мировоззрение своего окружения, пришел к вере и умер почти святым, лейтенантом французской колониальной артиллерии.

Личность Психари и жизнь его своеобразна и замечательна.

Франция, потерявшая во время прошлой войны, кроме Психари, такого поэта и такого замечательного религиозного мыслителя, как Шарль Пэги, стала беднее и, быть может, тот упадок, который обнаружился в ее литературе в послевоенные годы, был обусловлен отсутствием таких людей, как Пэги и Психари.

Эрнест Психари родился 27 сентября 1883 года. Он был сыном дочери Ренана, которая была замужем за известным эллинистом Психари.

Дед очень любил своего старшего внука (в семье Психари было четверо детей: Эрнест, Михаил, Генриетта и Корри) и видя его блестящие способности, надеялся, что со временем Эрнест поддержит традиции семьи и станет «достойным внуком Ренана, продолжателем его дела».

С ранних лет Эрнест обнаружил незаурядный характер: он верховодил братом и сестрами, умел подчинять своему влиянию товарищей. Нервный, красноречивый, хорошо сложенный и сильный мальчик отличался блестящими способностями и предприимчивостью.

В десять лет он уже пишет вполне грамотные стихи, в двенадцать лет поступает в один из лучших лицеев Парижа — в «лицей Генриха Четвертого».

В тринадцать лет он выполняет специальную научную работу о сложных временах древне-греческих глаголов, работает над стихами — французскими и латинскими и… отличается всевозможными выходками в классе — Эрнест с детства стремился к необычайным приключениям.

В семье Психари, как в большинстве тогдашних интеллигентных семей, дети не получали никакого религиозного воспитания.

По инициативе бабушки с отцовской стороны Эрнест был крещен — крещен почему-то православным священником, но тем дело и ограничилось.

В течение всего детства и юности вопрос о религии для Психари не существовал.

7 октября 1892 года дети Психари смотрели на похороны деда из окон своей квартиры, выходивших на двор Колледж де Франс. Правительство воздавало последние почести Ренану: военная музыка играла траурный марш, дефилировали войска, шествовали академики, бесчисленные делегации от университетов и научных обществ, и толпы зрителей. Эрнест плакал горькими слезами, глядя на пышную церемонию.