Виктор Салошенко - Председатели и губернаторы. Взаимосвязь времен, Или Судьбы, жизнь и деятельность председателей Краснодарского крайисполкома, глав администраций (губернаторов) Кубани за 65 лет ­ с 1937 по 2002-й.

И он, будто мощный таран, пробивал двери московских кабинетов, реализуя свою тайную, но вполне достижимую мечту. Ведь известно, что гораздо точнее можно судить о человеке по его мечтам, нежели по его мыслям. Но он не напоминал того безумца, прокладывающего путь, по которому следом пойдут рассудительные.

Еще он постоянно помнил, что все мосты были сожжены, отступать было некуда. Его политическое реноме и реальный авторитет были сотканы, словно причудливые кружева, и десятками, а может, сотнями крепких узелков, которые, однако, в любой момент могли разорваться, связаны. Он прекрасно помнил, что неожиданность с его назначением может обернуться потом большой сложностью. Дело было в том, что ни в Москве, ни в Краснодаре не было таких политических сил, которые бы сделали ставку на него. По той простой причине, что на Кубани, кроме Лабинского и Курганинского районов, там, где он работал, его мало кто знал.

Между тем, он имел собственные и, как ему казалось, вполне правильные представления о природе власти и ее многообразных перипетиях. Недаром ему удалось написать, а затем успешно защитить вначале кандидатскую, а потом докторскую диссертации о сущности власти.

И хотя его представления о власти страдали присущей ему осторожностью и чрезмерной деликатностью в оценках, сглаженностью формулировок, все же его позиция отличалась постоянством и объективным анализом действительности. Скажем, еще по прошлой работе, будучи секретарем райкома партии, Харитонов уже тогда частенько размышлял о природе власти, проводя в жизнь коммунистическую идеологию. Да, проводил. Но скоро, видимо, понял, что это его ошибка. Человек должен знать, что власть защитит его честь, человеческое достоинство, его жизнь, что она уважает право каждого. Власть должна создавать равные условия для всех — другое дело, что не все могут ими воспользоваться. Кроме этого, она должна защитить слабых, пенсионеров, инвалидов. Но самое главное — власть должна защитить имущество. Ведь многие боятся стать собственниками. Люди не уверены, что завтра не отберут то, что стало их собственностью: магазины, мастерские, предприятия… Все эти моменты власть должна учитывать. И когда люди почувствуют, что власть их защищает, тогда, глядишь, и уважать ее стануг.

Кроме того, для себя лично еще в то время он поставил принципиальное условие — служить не власти, а людям.

Раздумывал Харитонов и о других, вроде бы абстрактных вопросах, никак, казалось, не связанных с вынашиваемым им «разграничением», все больше и больше заставляя свою мысль биться вокруг проблемы демократизации общества. Ему, крестьянскому сыну и человеку от земли, многое в современной жизни казалось слишком новым и потому недоступным к пониманию.

Однажды, перелистывая страницы подаренной ему писателем В. И. Лихоносовым книги, он неожиданно натолкнулся на любопытные и, как ему показалось, созвучные ему размышления под названием «Наедине с собой». Он писал: «Чтобы хорошенько почувствовать, почему мы мгновенно пришли к общему краху, не спасли страну, каждому надо вспомнить свою роль в эти годы, то, как он воспользовался ситуацией, как и для чего тащил свободу (или прятался от нее), в кого поверил (и почему), с кем объединился (и зачем), что хотел прибрать себе лично, чем насовал свои карманы — короче, вспомнить себя самого в таинственных помыслах и действиях. Все станет ясней. Среди самых пламенных борцов новой горбачевской революции что‑то уж слишком много уличных продавцов, торгующих жвачкой, зажигалками, японскими презервативами и банановым соком. Интеллигенция — в первых рядах. Как и в 17–м. Как и всегда. Она всегда находит причины для самооправдания, обслуживает власть пропагандой насилия над народом и не стесняется своей продажности.»

На вопрос, что такое демократия, Харитонов отвечал по — своему, с крестьянской прямотой, но политической гибкостью.

— Все зависит от того, что подразумевать под демократией, — говорил он. — Если вседозволенность, которая у нас расцвела пышным цветом, то это отнюдь не демократия. Демократия предполагает не только осознание своих прав, но и уважение чужих. А где вы сейчас это видели? У нас до сих пор не воспитана способность к самоограничению, а это является, на мой взгляд, самым главным условием демократии.

— Так, может, России демократия противопоказана вообще?..

— Совсем нет. Просто мы всегда торопимся. К примеру, хорошее дело — выбирать мэров и губернаторов. Новый Закон «О местном самоуправлении» это предусматривает. Но эти выборы должны быть не ради выборов. Их механизм должен быть четко отлажен. И не только выборов, но и отзыва избранников в том случае, если они не справились со своими обязанностями. Так же, как должна быть гарантия, что если, к примеру, я честно буду их использовать, то никто ни по какому щучьему велению или чьему‑то хотению не отправит меня в отставку…

Вот где крылась разгадка его неудержимого стремления добиться принятия закона о разграничении полномочий между Москвой и Кубанью: он хотел быть уверенным в завтрашнем дне. Глава администрации — тоже человек, у него есть семья, дети, о которых он заботится.

Видит Бог, неспроста побаивался Харитонов неожиданной и коварной развязки. Недаром существует поверье: короткий миг может поменять местами верх и низ, а счастливый случай недолго ждет.

Как бы там ни было, Харитонов упорно преследовал ускользавшую цель. Ему невероятно хотелось взять приступом Москву. Он постоянно лавировал, порой скрывая истинное настроение, а свои публичные ответы прессе искусно прятал, словно школьник в конфетную обертку.

Скажем, зашел как‑то разговор о местном самоуправлении. А ему многое не нравилось в принятом по этому поводу законе.

— Я убежден, но хочу подчеркнуть — это мое личное мнение, — говорил он, — если мы сейчас будем торопиться внедрять местное самоуправление в том виде, как оно задумано, то завтра управляемость края полностью нарушится и мы получим социальную напряженность, которая поставит нас перед необходимостью отменить эти институты демократии и ввести жесткий режим твердой руки. И в условиях наступления хаоса другого пути не будет. Кто же так делает?

Или как только речь заходит о новых, «демократических» порядках в стране, там, за рубежом, к примеру, в Греции, то мне задают несколько базовых вопросов: «Уважаемый губернатор, вы гарантируете, что у вас не произойдет смена политического курса?» А я тогда, правда, в противовес: «А вы гарантируете, что у вас не произойдет завтра переворота и не установится хунта «черных полковников»?» Это раз. И второе. Они спрашивают: «А вы гарантируете, что наша доля собственности завтра не перейдет в руки экспроприаторов?» И вот тут‑то мне возразить нечего. Кстати, они не понимают, почему это мы считаем, что у них одна цель — унизить и завоевать Россию.