Борис Ресков - Усман Юсупов

Вскоре Ходжаева вызнали в Москву к начальнику тыла Красном Армии Андрею Васильевичу Хрулеву.

— На Кавказе обстановка трудная. Мы обязаны обеспечить фронт всем необходимым. Есть решение ГКО: в кратчайший срок построить вторые пути от Джизака до Самарканда.

Ходжаев возразил было, и не без оснований: можно, дескать, снова не пожалеть себя, но что делать с девятикилометровой петлей у «Ворот Тамерлана», где без техники проход в скалах для второго пути не пробить?

Разговор этот был продолжен у Андрея Андреевича Андреева, секретаря ЦК ВКП(б), ведавшего транспортом. Впрочем, «продолжен» — не то слово. Разговор был коротким:

— ГКО обязывает вас, значит, построите и еще в более сжатые сроки, чем предусмотрено.

Построить невозможно было, но выход был найден. На перегоне была применена — наверное, впервые в мировой практике — живая сигнализация: на каждом километре, значит, в пределах простой видимости, был поставлен путеец с флажками и фонарем. Движение было пакетным: восемь поездов на перегоне (12 километров) вместо положенного одного. Поезда почти непрерывной цепью (едва сигнальщик покажет «путь свободен») шли на Самарканд, и там уже ожидали их готовые паровозы, и дальше, уже не опасаясь встречных, потому что путь был двухколейным, они пулей летели к Каспию.

Были и другие находки, о которых нынче рассказывают с улыбкой как о военной хитрости. Вот одна из них. Немцы не давали пройти по Каспию в Гурьев на перерабатывающий завод и обратно в Красноводск танкерам. Тогда железнодорожники (Ходжаев в этом сыграл не последнюю роль) решили опускать в море цистерны, наполненные на две трети нефтью, до Гурьева и обратно их таскали катера — неинтересная цель для вражеских самолетов, а покатые спины цистерн едва видны из воды.

Начинал службу Ходжаев на малых станциях, к тридцати годам был уже начальником Андижанского отделения. В 1939 году начальник Ташкентской дороги Владимир Алексеевич Ухтомский (сын знаменитого на всю Россию машиниста) взял его к себе заместителем.

Шестым чувством определял Юсупов талантливых людей. Гани Ходжаевич и не подозревал, что первый секретарь ЦК слышал о нем, а тот, и не в писаном докладе, а в беседе с городским партактивом, назвал его фамилию и похвалил за работу.

В начале войны Ухтомского перевели на Горьковскую дорогу, а Ходжаева назначили начальником Ташкентской. Ему было 35 лет. Он был уже избран членом ЦК, а вскоре — членом бюро ЦК КП(б) Узбекистана. Таков вкратце путь этого человека, одного из многих, без которых, как говорил Юсупов, он сам ничего не значил.

Любил Ходжаева, помимо всего, за волю, неутомимость, готовность отдать всего себя делу. Дважды проехал Юсупов на «газике» вместо с Ходжаевым и главным инженером проекта Иваном Ивановичем Скубием всю 410-километровую трассу. Машина то и дело застревала в зыбких песках. Если не удавалось быстро вытащить ее, а неподалеку было селение, отправлялись туда пешком. Проводили собрании партийных активов даже в колхозах (в городах и поселках — Хозараспсе, Ургенче, Турткуле — само собой, но эти, попутные, были не запланированы). Речь шла о том, как поднимать народ на стройку. К слову, агитировать долго не приходилось. Весь Амударьинский край так давно хотел увидеть эту дорогу.

И началось… Почти сто тысяч человек с лошадьми, арбами, с кетменями и кирками вышли на работу. Туркменские колхозы прислали верблюдов. За сорок дней было отсыпано полотно от Чарджоу до Хозараспса — пять миллионов кубометров земли переворочено!

То был еще один подвиг. Поколения мечтали о дороге (сперва даже не железной, а пусть такой, по которой арба пройдет в любую погоду), партия сказала — дорога будет. Потому-то и были оставлены позади трудности, в ином случае показавшиеся бы непреодолимыми.

Кратко, чтоб только представить хоть приблизительно, что это было.

На солнце 75 градусов (а тени не сыщешь). Посеревшее от зноя небо, бледно-желтый песок. Люди в ватной одежде и лохматых шапках, надвинутых на самые глаза, им не позволяли пить сырую воду и не разрешали умываться. Не только экономии ради. Стоило выпить стакан холодной воды, ополоснуть лицо и шею, как возникала неутолимая жажда. Все время кипятили в жестяных самоварах чай; его пили маленькими глотками.

Ходжаев был неотличим от строителей. Чумазый, с запавшими глазами. Как-то шоферы, те, что прежде умудрялись гонять машины по пескам, разговорились при нем в крохотной столовой у пристани Питняк.

— Конец лафе, братва. Раньше рейс туда-сюда, и, считай, четыре тысячи в кармане. Теперь сволочь Ходжаев калым начисто отнимет.

Ходжаев поддакнул, спросил, правда, каково было тем колхозам, с кого тысячи эти драли, но тут подошел его шофер и назвал генералом (он был генералом движения).

Бражка так и осталась с открытыми ртами. «Как в кино!» — рассказывал Ходжаев.

Из этих сорока дней двадцать с ними вместе был Юсупов. Был счастлив, горел, когда видел хорошую работу. Когда насыпь была готова, оставили на трассе 17 тысяч человек и путеукладчик. Остальных отправили по домам. (И тут не обошлось без анекдотичных случаев; иного степняка силой заталкивали в самолет.)

Тревога все же не оставляла Юсупова. Виды на урожай в тех краях были тогда никудышные: весна выдалась затяжная, хлопчатник не сумел развиться: три-четыре коробочки на кусте. Но все же… Оторвал своей властью колхозников от полей в самое жаркое время.

Убрали все до пушинки. Иные руководители из молодых, очень переживавших, что вот в самом начале самостоятельной работы такая неудача, заставляли подчиненных едва ли не из одеял вытряхивать вату. Когда подвели невеселый итог, оказалось, что республика недодала 365 тысяч тонн хлопка. Юсупов прекрасно понимал, что никакие причины: ни роковой холодный апрель, ни дожди, затянувшиеся до середины июня (во многих районах хлопчатник пришлось пересевать дважды, а то и трижды; в мокром грунте при низкой температуре семена не прорастали, а гнили), во внимание приняты не будут. Не сошлешься и на нехватку бензина и керосина, из-за чего простаивала техника. А вот строительство, развернутое в горячую сельскохозяйственную пору, пусть далеко от главных хлопкосеющих областей, ему припомнят и будут правы, хотя он виноват и не виноват.

Ехал в Москву по вызову на Политбюро, надеясь, что примут во внимание то огромное, что было проделано Узбекистаном в годы войны, от которых отошли едва на шаг. Республика же и после победы не замыкалась в кругу только своих забот. На Украину, в Краснодарский и Ставропольский края отправили в помощь разрушенным колхозам две тысячи тракторов и автомобилей, сотни паровозов, несколько тысяч отремонтированных вагонов, восемь тысяч лошадей, 170 тысяч овец и коз. Сотни добровольцев восстанавливали Сталинград, Донбасс…