Петр Нечай - Звезда Егорова

Хлестали огнем станковые и ручные пулеметы, спрятанные за толстыми кирпичными стенами вокзала. А партизанам приходилось подбираться к станционным сооружениям по открытому месту. Вольдемар Ваштик сумел с группой гранатометчиков подобраться под самые стены. Но тут их прижал к земле пулеметный огонь из окна. Ваштик поднялся с гранатой в руках и кинулся к окну, успел швырнуть гранату, но тут же упал, скошенный пулеметной очередью. И тогда поднялись другие бойцы. Но еще яростнее залились эсэсовские пулеметы, из окон посыпались гранаты. Партизанам пришлось снова залечь.

Так продолжалось до тех пор, пока не подошла подмога — три танка из Мартина. Прячась за танками, автоматчики батальона Ваштика преодолели зону пулеметного огня и ворвались в здание, где завязалась рукопашная схватка. Гитлеровцы не выдержали, начали сдаваться, но пощады им не было.

…Окончен бой. Усталые и запыленные, медленно идут к центру города его освободители, неся на плечах убитых товарищей. Там, на центральной площади, вырыта братская могила, первая могила партизанской бригады Егорова на словацкой земле. В нее легли командир словацкого батальона Вольдемар Ваштик, солдаты его батальона и старый Штефан. Не успел отец отомстить за повешенного сына. Когда сразила Ваштика вражья пуля, бросился к своему командиру верный ординарец Штефан, но не добежал, упал на мостовую с простреленной головой. И теперь их несли вместе — старого и молодого партизана.

Играет траурный марш военный оркестр ружомберокского гарнизона, рвут сердце прощальные звуки, молча вытирают слезы женщины, одетые в черные платья.

…А вечером Ружомберок праздновал победу. Светились окна домов, неслись песни из открытых дверей кабачков. Тот же военный оркестр играл теперь задорную польку, повизгивали от восторга кларнеты. Девушки Ружомберока танцевали с партизанами.

Над Большою Фатрою занимался новый день, когда один за другим покидали партизанские отряды город и выходили на шоссе.

Егоров спешил вывести свои отряды к главной цели — Банска-Бистрице. И все же приходилось задерживаться. Уже остались позади Сляч, Липтовска Лужна, Корытница. Впереди Медзиброд — село километрах в пятнадцати от Бистрицы, узел шоссейных и железной дорог.

Здесь бригаде снова пришлось принять бой. Уже давно спешились бойцы Ивана Волошина и залегли под огнем. У них слишком мало сил, чтобы обойти село горами. И только когда подошли главные силы, отряды охватили Медзиброд и заставили гардистов бежать.

Усталые, шли партизаны улицей села. А навстречу им отряд вооруженных людей вел колонну пленных гардистов. Впереди шагал с немецким автоматом на груди широкоплечий человек в короткой кожанке и суконных штанах, заправленных в солдатские сапоги.

— Кто из вас старший? — остановившись, обратился он к Егорову.

— Я… А вы что за люди?

— Мы повстанцы, а я их командир — Ян Дроппа. — Он протянул Егорову руку и спросил: — А как твое имя?

— Егоров. Алексей Егоров, — ответил комбриг.

— О, русский товарищ!.. Горячо приветствуем тебя! — не скрывая радости, воскликнул вожак местных повстанцев. — Мы давно вас ждем. Теперь будем вместе бить врага. Возьмешь нас к себе?

— А чего же не взять? Видишь, сколько идет партизан. И все твои земляки — словаки. Возьмем. — Егоров обнял Яна Дроппу.

…Последний привал перед Банска-Бистрицей. Ужинают, отдыхают партизанские бригады. Тихо льется музыка из трофейного радиоприемника. Лежат вокруг партизанские командиры, слушают нежные мелодии. И вдруг заговорила Братислава. Диктор предоставил слово министру национальной обороны генералу Чатлошу. Елейным голосом проштрафившийся лакей, только что отдавший вооруженные силы под начало генерала Туранца, от имени президента Йозефа Тисо обращался к словацкому народу. В его словах страх и ложь:

«…Заброшенные к нам партизаны причиняют ущерб строительству нашего государства, губят плоды нашего труда, нападают на наши деревни, грабят наше национальное достояние и коварно убивают наших людей…»

Из приемника слышалось хриплое астматическое дыхание.

Партизаны молча слушали бессовестное вранье и признание в собственном бессилии одного из «вождей» Словакии.

«…Свое преступное дьявольское дело враг намерен продолжать и дальше, добиваясь нашего полного порабощения и уничтожения нашей государственной самостоятельности. Враг коварен, он все больше наглеет по мере того, как растет число беспрерывно сбрасываемых с самолетов диверсантов…»

Последние слова, переведенные Йозефом Подгорой, покрыл хохот партизан. Видно, велики оказались глаза у страха правителей из Братиславы. Чатлош продолжал, задыхаясь:

«…В создавшемся положении, которое угрожает нам кровавым уничтожением и рабством, нам уже недостаточно… собственных вооруженных сил. Вследствие этого в Словакию вступают немецкие войска… Партизаны являются заклятыми врагами свободной и мирной Словакии… Бог нам в помощь! На страж!»

После небольшой паузы приемник заголосил какой-то бодрый военный марш.

Молчали партизанские командиры. Слишком серьезно было заявление Чатлоша при всей его внешней комичности. Шут выболтал мысли господина.

— Да-а, — протянул наконец Алексей Семенович. — А ведь не смешно, ребята. Выходит, восстание — дело рук партизан, диверсантов, «беспрерывно сбрасываемых с самолетов». Не так глупо, как кажется. Тисовцы вбивают клин между повстанцами и словацким народом. И этот клин — мы, партизаны. Опасная ложь. Как думаешь, Подгора?

— Ложь и есть ложь, Алеша. У нее короткие ноги.

— Но зато ядовитые зубы…

Начальник штаба наземных войск словацкой армии подполковник Голиан никого не принимал. Верхний свет в кабинете выключен, горит только настольная лампа, освещая лист бумаги с проектом приказа словацкой армии оказывать сопротивление вторгшимся в страну гитлеровским войскам.

Сегодня на рассвете немецкие дивизии перешли границу протектората и устремились к Вагу. Под Жилиной идет бой. Без его приказа жилинский гарнизон встал на пути гитлеровцев, присоединившись к партизанам Величко.

Голиан устремил взгляд в темное окно кабинета. Там, за этой тьмой, в ущельях Малой Фатры, уже несколько дней идут стычки рабочих отрядов и спустившихся с гор партизан с глинковской гвардией. Заняты Ружомберок, Святый Мартин, Турчанский Микулаш. Их гарнизоны, помитинговав, раскололись. Большинство офицеров подались в Братиславу, часть солдат и младших офицеров разошлись по домам, остальные влились в партизанские отряды.