Николай Богданов - В небе — гвардейский Гатчинский

В тот, теперь уже далекий, первый год войны как-то рано наступило осеннее похолодание, ночные заморозки сковали землю. Гитлеровцы, пришедшие под Москву налегке, подразделениями уходили на ночь в прифронтовые деревни, выгоняли из них жителей и располагались там на ночлег.

Все экипажи «ночников», и мы в том числе, бомбили эти деревни и уничтожали в них врага. Мы базировались тогда на полевом Ярославском аэродроме и за короткое время выполнили много таких ночных вылетов. В осеннее время этот район характерен сложными метеорологическими условиями, но несмотря на это мы летали почти каждую ночь, хотя радионавигационные средства и ночное оборудование не обеспечивали безопасность полетов в таких сложных погодных условиях. Мне на всю жизнь запомнилась одна из таких ночей. Находясь на КП аэродрома, мы долго ждали разрешения на боевой вылет: была плохая погода на нашем аэродроме, на маршруте и в районе цели. Наконец поступила команда «по самолетам». Когда мы выруливали для взлета, буквально над нашими головами волнами проплывала облачность, она была настолько низкой, что ракеты, пущенные руководителем полетов, сразу же скрывались в облаках.

В эту ночь только два самолета, мой и Котырева, сели на своем аэродроме, и то случайно: к нашему прилету в облачности на границе аэродрома образовалось небольшое «окно», которое мы и использовали для захода на посадку. После этого аэродром затянуло полностью. Долго мы не уходили с аэродрома, все ждали возвращения других наших экипажей — нет-нет, да и пропоют свою звонкую песенку моторы пролетающей над нами или немного в стороне ДБ-3А — «Аннушки» или ДБ-3Ф, и снова постепенно стихнет она где-то вдали.

Не все участники этого боевого вылета вернулись в свое соединение. К счастью, большинство благополучно приземлилось на запасных аэродромах.

В один из этих дней нам передали посылки и письма от московских рабочих. Как много значат теплые слова привета, полученные на фронте. Как они меняют настроение, вселяют бодрость, энергию и волю к победе. Я получил посылочку и письмо от работницы московской фабрики «Красная швея» Вали Алексеевой. В подарок она прислала набор для бритья, одеколон, носовой платок, воротничок, хороший табак, мундштук и расческу — все то, что так необходимо фронтовику. А главное — теплое, заботливое письмо.

Настроение у нас заметно улучшилось. Да и как могло быть иначе, когда узнаешь, что наши женщины не только трудятся не покладая рук, но еще успевают проявлять теплую заботу о бойцах и воодушевляют их сердечными письмами. Не хватает слов, чтобы высказать великую нашу благодарность советским женщинам, чудесным нашим труженицам, перечислить все трудности, какие вынесли они на своих хрупких женских плечах, описать все муки, какие они пережили в страшные годы войны…

Еще несколько вылетов мы сделали с экипажами соединения полковника Логинова, а затем вернулись к себе в часть, которая все еще базировалась в Ельце и в основном наносила удары по 2-й танковой армии противника. События на фронте менялись не в нашу пользу: в первых числах октября пал Орел, врагом был занят Брянск. Ухудшилась обстановка и к северо-западу от Москвы 14 октября немцы заняли Калинин.

К этому времени нас снова (уже из Тулы) перебазировали, на этот раз под Иваново.

Чем ближе враг продвигался к Москве, тем напряженнее была наша боевая работа. Особенно трудными были октябрь и ноябрь 1941 года, когда мы почти без отдыха и сна летали бомбить врага днем и ночью.

Достаточно сказать, что в эти месяцы мы наносили бомбовые удары по танковым и мотомеханизированным войскам в районах Дмитрове-Орловский, Чепилово — Юхнов, Новгород-Северский, Медынь, Чепилово, Дракино, Старица Калинин. Там же с малых высот расстреливали врага из пулеметов на шоссейных и грунтовых дорогах, бомбили и разрушали мосты и переправы на реках Угре и Изверя, понтонный, шоссейный и железнодорожный мосты через реку Волгу, уничтожали самолеты и разрушали аэродромы в Смоленске, Бобруйске, Могилеве, Двоевке, Гжатске, совершали ночные налеты на железнодорожные узлы в Орле, Витебске, Калуге, Волоколамске, Можайске, Ржеве, Гжатске. Только за два дня, 14 и 18 октября, наш полк уничтожил 108 танков, 189 автомашин с пехотой и боеприпасами, 6 бензоцистерн, около 50 мотоциклов, несколько орудий, 2 батареи зенитной артиллерии.

Летный состав в эти дни находился в постоянном нервном напряжении. В короткие часы, которые выпадали для отдыха, спать приходилось в неотапливаемом общежитии. Чтобы не замерзнуть, мы надевали все обмундирование, залезали в спальные мешки, но по-настоящему отдохнуть в таких условиях не удавалось.

Самым тяжелым для нас заданием оказалось уничтожение калининских железнодорожного и шоссейного мостов. И не только для нас. Они оказались крепким орешком, который не под силу было «раскусить» и экипажам других частей.

Мосты имели исключительно большое значение для вражеской армии, так как находились на магистрали, по которой осуществлялись интенсивные перевозки живой силы и техники противника, сосредоточивавшихся на подступах к Москве. В связи с этим гитлеровцы надежно прикрыли подступы к мостам, сосредоточили на обоих берегах Волги большое количество зенитной артиллерии разных калибров и привлекли для защиты мостов истребительную авиацию.

Начиная с 16 октября, чуть ли не каждый день, многие экипажи нашего полка бомбили эти мосты. При каждом налете мы несли потери. Какие только методы бомбометания мы ни применяли, мосты оставались целыми.

18 октября с восходом солнца с аэродрома под Ивановым вылетела наша шестерка с твердым намерением во что бы то ни стало уничтожить железнодорожный мост. Другая шестерка полетела бомбить шоссейный. Мне было приказано проконтролировать результаты бомбометания и нанести их на схему.

Погода была плохая, облачная, с моросящими осадками. Наша группа вышла вначале на озеро Великое, а оттуда с левым разворотом пошла на цель.

Летели мы в правом пеленге и подошли к мосту под небольшим углом на высоте 700 метров. Над мостом противник поставил такую огненную завесу, что казалось, пройти ее нам не удастся. Группу вели старший лейтенант Дмитрий Чумаченко и его штурман капитан Виктор Патрикеев — отважные, мужественные летчики. Их самолет как бы замер на боевом курсе и без колебаний вошел в светящийся фосфорический смерч. Мы последовали за ним. Штурманы отбомбились сериями, каждый прицеливался самостоятельно — это увеличивало вероятность попадания.

Нам повезло хоть в том, что вся шестерка без серьезных повреждений прошла сквозь огонь зениток. После выхода из зоны обстрела нас атаковали три Ме-109, и мы, отстреливаясь, ушли в облака. Пройдя некоторое время в облаках, я возвратился к мосту, чтобы уточнить результаты нашего удара. Мост был поврежден, но не разрушен. Нас снова атаковали три «мессера», но стрелки-радисты Трусов и Ермаков сбили одного из них, я сделал «горку», и мы скрылись в облаках. Будучи уже на земле, мы осмотрели самолет и нашли в нем лишь шестнадцать пробоин. Могло быть хуже.