Захар Прилепин - Леонид Леонов. Игра его была огромна

Но самое главное, что леоновский голос легализовал больную тему в среде самих лесников.

Евгений Лопухов, в разные годы занимавший крупные должности по лесохозяйственной части вплоть до замминистра лесной промышленности СССР, вспоминал обсуждение назревших проблем в коллегии Главснаблеса, произошедшее уже через несколько дней после публикации в «Известиях». Последняя фраза в леоновской статье была такой: «Кто просит слова, товарищи?» Статью прочли вслух, и люди отреагировали на финал статьи буквально: все подняли руки. У всех уже было что сказать.

Получив огромное количество откликов, Леонов понял, какую серьёзную тему он затронул: одними публицистическими выпадами тут уже было не обойтись.

Понемногу образовался новый круг леоновского общения: профессор Московского лесотехнического института Н. П. Анучин, профессор Тимирязевской сельскохозяйственной академии Г. Р. Эйтинген, профессор, автор многих книг по лесоведению М. Е. Ткаченко, множество разного калибра деятелей лесного хозяйства — от серьёзного начальства до рядовых лесников.

С присущей ему въедливостью Леонов приступил к изучению лесной науки: начиная с первых упоминаний о лесе в древнейшие времена и до последних теорий ботанического ресурсоведения. Писателю несли папки с министерской статистикой, все доступные книги на тему леса, подборки «Лесного журнала» за сто лет (свыше тысячи книг!) — и всё это он самым внимательным образом прочёл. Одновременно не забывая следить, как обстоят дела с лесопользованием в текущее время.

В 1949 году был запущен в ход сталинский план преобразования природы, предусматривавший в числе прочего широкомасштабные посадки леса. Дело изначально разумное начали исполнять чрезмерно ретиво, без должной научной подготовки, без необходимых консультаций у настоящих «лесных» специалистов. В итоге уже к концу года стало ясно, что план посадок не выполняется и на четверть от задуманного. Идея откровенно проваливалась.

Притом что общее отношение к лесу было по-прежнему чудовищным. В том же 1949-м Государственную премию СССР получил Василий Ажаев с романом «Далеко от Москвы», где бульдозерист, прущий по «зелёному другу», восклицает: «Так её, тайгу! Врёшь, поддашься! Не устоишь… Круши её!» Любопытный факт: отрывок этот под характерным заголовком «Наступление на тайгу» был повторён в нескольких изданиях учебника «Родное слово» для 4-го класса начальной школы.

Как тут было смолчать…

«Начали ездить по лесам, — вспоминал Евгений Лопухов. — Визиты в лес стали всё чаще и чаще. И по разным географическим параллелям: Шипов лес, Хреновский бор, Алексеевская роща, Тульские засеки, Лисинские лесничества, северная тайга.

Поездки были разные, не похожие одна на другую. Некоторые из них, особенно далёкие, отличались и большой длительностью. Например, выезд в Вологодскую область занял несколько недель. И не в весну, когда тянет в природу, без комфорта, по тяжёлым дорогам, в таёжный лес европейского севера; с южной стороны этот лес граничит с Костромским Пошехоньем и с Чухломой».

«На одной из прогулок в Тульских засеках нам встретились два дуба, — рассказывает Лопухов. — Возможно, что это были последние такие дубы в России. Перед глазами были деревья-гиганты. Он (Леонов. — 3. П.) долго-долго гладил их по коре, эти феноменальные явления природы с классической формой ствола, с далеко ушедшей в высь мощной кроной. Их рождение следует отнести если не к Святославу, то ко времени Василия Тёмного, и уж во всяком случае не позже Ивана Грозного. Стоял и долго молчал. Помню, в этот момент проф. Г. Р. Эйтинген его сфотографировал. А затем метрах в ста сели у бревна, и завязалась продолжительная беседа. Говорили о дубе. В центре разговора — дубравы Родины: Брянские, Казанские, Воронежские. Помню, как среди большого разговора о дубе было высказано мнение, что мы потеряли от небрежного хозяйствования драгоценную северную расу».

Леонов, по словам Лопухова, «…желал отлично знать современный механизм лесного дела. С этой целью Леонид Максимович заходил к лесорубам на делянки и на лесовывозные трассы. Кроме того, посещал кордоны, знакомился там с лесниками… <���…> Поездки были не без происшествий. Двигаясь ночью из Тульских засек, попали в катастрофу. Авария произошла на шоссе Москва — Симферополь. Спаслись чудом. Наша машина, потеряв управление, повернулась на девяносто градусов и пошла на большой скорости поперёк шоссе. В это время сзади на большой скорости следовал по пятам тяжёлый междугородний автобус. И буквально доли секунды разделяли от столкновения двух движущихся масс. И одна из движущихся масс — наша машина — сваливается под откос. В придорожной канаве, толчками и бросками из стороны в сторону, гасилась её живая сила».

Помолчали и начали вылезать. Кости у всех целы остались.

Так Леонов, в который уже раз, после неоднократного риска то ареста, то расстрела, то иной напасти в Гражданскую, после едва не сорвавшегося в пропасть автобуса в Средней Азии, после ужаса 1937-го, 1938-го, 1939-го и 1940-го, после бомбёжек Великой Отечественной, ещё раз заглянул за край…

В те послевоенные годы Лопухов и упомянутый выше профессор Московского лесотехнического института Анучин организовали общественную дискуссию, выступая с требованием восстановления кафедр лесоводства в лесных вузах. Ответственные и мужественные люди, они хотели реабилитировать принцип постоянства пользования лесом.

И попали под жёсткую критику тех лесоводов, которые, по правде говоря, лесоводами и права не имели именоваться.

Леонов узнал имя П. В. Васильева — который позже попортит здоровье и самому Леониду Максимовичу. В книге «Сокровища советских лесов», изданной в 1949-м, Васильев утверждал, что в малолесных районах страны — не говоря о тех, где леса много, — вырубать лес можно смело, никуда он не исчезнет, хватит ещё хоть на тысячу лет.

Васильев был доктором экономических наук, работал в Институте леса Академии наук СССР заместителем директора и на правах экономиста неустанно требовал «расширенного» лесосводства.

Анучин, как мог, отвечал Васильеву в журнале «Лес», оспаривал его высказывания, но последний был куда более ретив и резок, действовал сразу по нескольким направлениям, в числе прочего посылая письма в самые высокие инстанции.

Так, в декабре 1949 года он писал второму на тот момент человеку в партии Георгию Маленкову: «Я считаю, что в настоящее время совершенно необходимо, чтобы защищаемые Н. П. Анучиным и Е. И. Лопуховым взгляды были рассмотрены и соответствующим образом оценены в Центральном Комитете нашей партии, с опубликованием выводов в нашей партийной печати».