Http://horoshoe.info - Счастье потерянной жизни

Осенью Павлушка пошел в четвертый класс и был зачислен со своим прежним другом Костей в одну группу. Костя оказывал на него сильное и плохое влияние. Как ни запрещали Владыкины сыну дружить с Костей, они все равно находили места и причины для встреч. Эта дружба стала сказываться и на его поведении в собрании. Костя прежде всего был старше Павлика на три года. В каждом классе он оставался, как правило, на второй год. Петр Никитович и Луша много молились о своем сыне. Вскоре за недостойное поведение Андреева исключили из школы, и после этого его никто уже не видел. Так Господь избавил Павлушку от плохого влияния.

Много было и детской шалости в поведении Павлушки. Он нередко переставал владеть собой, так что некоторые из верующих, видя его проказы, оставались в недоумении: как может один и тот же мальчик, который только сейчас с таким усердием и явным благоговением служил Богу, одновременно оказываться во власти своего бурного и изобретательного на шалости характера? Самым большим, отрезвляющим его мерилом, однако, был страх Божий. Сознавая свою вину, Павлик был склонен к скорому раскаянию. Родители почти никогда не наказывали его физически.

В свои детские годы Павлик уже был помощником отца в сапожном деле. Отец доверил ему сучить и смолить нитки, вплетать в концы щетину, резать деревянные шпильки, чистить и мыть обувь, разбирать старую, разносить заказы. Все это Павлик выполнял безоговорочно, хотя и не всегда с охотой.

Однажды его послали отнести выполненный заказ больному соседу с условием - не брать с него никакой платы. Павлик отнес и вежливо отдал, а на вопрос об оплате сказал, что родители ничего не назначили. Сосед удивленно посмотрел на посыльного и все-таки, достав кошелек, заплатил ему должное. Искушение, как змея, заползло в детское сердечко. Как Павлик ни боролся с ним, все же, зайдя во двор, он спрятал деньги в дровах. Однако запрятанные деньги не давали мальчику покоя. Да и сколько вкусных вещей можно было накупить на них! Не удержался Павлушка и взял как-то оттуда гривенник, накупил себе ирисок. На следующее утро, как только он проснулся, Луша спросила, чьи это деньги она нашла в дровах? Как плеснул кто из кружки кипятком в лицо Павлика. Он покраснел до ушей и, опустив голову, признался, что утаил их, получив расплату за ремонт обуви от соседа. За столом мать рассказала все пришедшему с базара отцу. В глазах мальчика помутилось от набежавших слез. Отец, однако, молча продолжал кушать, потом через некоторое время спокойно проговорил:

- Что ж, очень плохо. Написано: "Воры Царствия Божия не наследуют".

Комок подкатил к горлу Павлушки, он перестал кушать, вышел из-за стола и со слезами попросил прощения у родителей. Он смог успокоиться лишь после того, как они помолились.

Начальную школу Павлик закончил на отлично. Старушка-учительница любила его за богобоязненность и способность к учебе. Сама она была из богатой купеческой семьи. Кроме того, будучи очень религиозной, часто посещала Владыкиных и любила беседовать с Петром Никитовичем. Провожая Павлика в семилетку, она долго держала его в объятиях. Затем дала в напутствие много наставлений. Вскоре после этого она умерла и была торжественно похоронена ее бывшими учениками.

В 1927 году хозяйка дома решила отдать верующим в аренду весь дом, во второй его половине поселился Петр Никитович Владыкин с семьей. Новоселье их совпало с появлением в семье дочки Даши. Петр Никитович вместе с сыном ходили в роддом, и Павлик с чувством особенной радости почти половину пути нес сестренку, крепко прижимая ее к себе, боясь где-нибудь нечаянно споткнуться.

После памятной миссионерской поездки братья-служители посетили снова все села округи. В нескольких местах они совершили крещение и вечерю Господню - хлебопреломление со всеми ранее крещенными. Многие из групп недавно уверовавших пожелали стать членами городской общины, хотя и проводили собрания у себя по селам, поэтому Н-ская церковь насчитывала около ста человек. Хор общины удвоился за счет новых, прекрасных голосов. Несколько молодых людей, девушек и юношей из молоканской молодежи, выразили большое желание участвовать в хоре, и община дала на это согласие.

Из числа вновь обращенных двое оказались исключительно одаренными певцами. Один из них - милиционер, ранее певчий православного храма, хорошо знал ноты и пел теперь в хоре басом. Второй оригинальной личностью был владелец мастерской по реставрации одежды. Он тоже молился с покаянием, но пьянство свое оставить не мог. В прошлом в православии он приглашаем был в особо торжественные дни в соборе на клирос, где его сильный бархатный баритон заставлял вибрировать ближайшие люстры и паникадила. На празднике жатвы по просьбе присутствующих он исполнил две вещи из православной литургии: "Ныне отпускаешь раба Твоего, Владыка, с миром" и "Иже херувимов". От голоса певца дрожали стекла в окнах. Далее он привел всех в восхищение исполнением одного из братских гимнов: "О отчизна дорогая!" По его словам, он здесь пел не так, как дома, где, выйдя на балкон второго этажа и изрядно подвыпивши, он пел во весь голос; тогда его слышно было по всей базарной площади и за несколько кварталов вокруг.

К великому огорчению верующих, этот незаурядный певец не хотел оставить свой прежний образ жизни. Иногда в базарные дни он, оригинальности ради, устраивал любительские погромы у горшечников, топчась на их хрупкой продукции, сокрушая все под ногами к ужасу окружающих. Однако он тут же успокаивал торговцев, сполна расплачиваясь за причиненный убыток. После такого дебоша, как полагается, всегда появлялся милиционер. Любезно, без всяких сопротивлений, под руку с милиционером он мирно шествовал в милицию. Почти всегда, уцепившись друг за друга и за самого отца, гуськом сопровождали его всюду четверо его малых детей. В милиции по всей строгости брался за него начальник или заместитель, устыжая его и составляя очередной акт. Заливаясь горючими слезами, старый проказник со всем соглашался и раскаивался. Заканчивалось это обычно тем, что "проказник", сотрясая стекла в здании милиции, старательно исполнял "Иже херувимов" или что другое. Затем его выталкивали за дверь, и тогда с довольным видом, в сопровождении своих всегдашних попутчиков - перепуганных детей, он возвращался домой. Вскоре, после неоднократных безуспешных увещаний, нашего "героя" не стали допускать в хор, и он перестал посещать собрания. Жена его покаялась, приняла крещение, но до смерти мучилась с ним.

Молодые, одаренные благовестники из Москвы все чаще стали посещать Н-скую общину. Из них наиболее памятным остался Макаров Сережа. Он жил в Рязани, но как курсант библейских курсов в Москве бывал гостем и в Н-ской общине. Небольшого роста, постоянно в очках, он привлекал внимание многих к себе простой, мудрой беседой и красноречивыми проповедями.