Http://horoshoe.info - Счастье потерянной жизни

Поздно ночью бесчувственного Петра привезли на тарантасе. Со слезами на глазах Луша терпеливо раздела его, втащила на кровать; сама, не раздеваясь, легла на сундуке. Это была ее первая бессонная ночь.

С этих пор жизнь Владыкиных совершенно изменилась. Петр становился все более диким, чужим, и если вечерами не уходил на гулянки, то еще хуже - приводил друзей к себе. Пьянки длились ночами; жизнь превратилась в грязный омут. Луша стала прятать деньги от Петра, а после того, как он, потрясая кулаками, потребовал их, решила вообще их хранить у Никиты Ивановича с Варей, ее единственных сердечных друзей.

Никита Иванович работал мастером на заводе, был справедливым, деловым человеком, нередко по-отцовски строго одергивал Петра, так что, пожалуй, его единственного Петр уважал и побаивался. Жена Никиты Ивановича, Варя, была богобоязненной женщиной, трудолюбивой и хозяйственной. Имели они большой двухэтажный дом с садом, жили небедно. Одна комната у Вари от потолка до пола была обставлена иконами, но поскольку Никита Иванович был не охоч до церкви, а больше увлекался книжками, комната была постоянно заперта. Сюда-то Луша стала все чаще похаживать и отводить свою душу перед образами.

В один из вечеров Петр остался после работы дома, и в этот вечер пришли навестить их Никита Иванович с Варей, в первый раз после свадьбы. За чаем Никита Иванович внушительно и резонно обличал Петьку (он только так называл его). Луша была тяжелая и ходила последние дни. От сердечного участия гостей у Луши во время разговора катились из глаз слезы, но она сидела тихо, не поднимая головы. Петр сидел тоже с опущенной головой и все время молчал. Он искоса взглянул на Лушу и впервые увидел ее такой жалкой, подавленной. В душе его что-то шевельнулось, появилась к ней жалость. Руки ее, безвольно лежавшие на коленях, судорожно сжимали скомканный платок. Петр осторожно накрыл их своей ладонью и медленно привлек жену к себе. Она наклонилась к нему и доверчиво положила свою голову ему на плечо.

- Да, дядя Никита, ты прав, сказать тут нечего, обасурманился я, а остановиться нету сил, - негромко, но искренне признался Петр.

Гости довольные ушли домой, оставив молодым наставления, как надо жить.

После этого вечера Петр притих и заботливо помогал Луше по хозяйству, особенно в подготовке к прибавлению семейства. Вдвоем они сходили в потребиловку и купили там по совету Вари все нужное для ребенка, заказали люльку с пологом и пружиной. С завода Петр принес кольцо и ввинтил в указанную Лушей потолочную балку.

Долго ждать не пришлось. В мартовскую темную ночь 1914 года Луша толкнула Петра в бок:

- Петя, вставай, наверно, подошло, веди меня, как бы чего не случилось.

Собрались наспех, лишь выходя, Луша обернулась и, усердно перекрестясь на Николая Угодника, осторожно, чтобы не разбудить соседей, вышла вслед за Петром на крыльцо. В больнице, расставаясь, она торопливо поцеловала Петра.

Петр медленно брел домой, на ходу обдумывая все подробности знакомства с Лушей, первые встречи, сватовство и свадьбу, а когда дошел до первых Лушиных слез, махнул рукой и быстро зашагал к дому.

На следующее утро Петр с волнением прибежал из цеха в заводскую больницу, где ему сказали всего несколько коротких слов:

- Сын. Родился утром. Горластый. Жена очень слаба. Неси харчей в передачу.

Петр заглядывал, куда только мог, но ничего другого увидеть и узнать ему не удалось. Увиделся он с Лушей только на третий день, передал ей все, что просила, но сына ему не показали.

За Лушей Петр пришел на шестой день. В прихожей встретили его приветливо и долго ждать не заставили. Через несколько минут дверь открылась: впереди шла полная, в белоснежном халате медсестра, неся на руках перед собой большой сверток; за ней вышла Луша, осунувшаяся, но радостная и довольная. Сестра бесцеремонно подошла к Петру, поздравила его и передала сына. Петр неумело взял его на руки и растерянно вышел на улицу. Луша уловила от него запах водки.

- Петя, ты опять не удержался?

- Да нет, немного для смелости. Ведь сама посуди, сын же родился, полагается, - оправдываясь, ответил Петр.

По дороге шли медленно, и Луша настороженно наблюдала за Петром: не уронил бы. Петр рассказывал на ходу новости. Ребенок слегка попискивал и все норовил сползти куда-то вниз... Луша шла, держась за руку мужа, и, то и дело останавливаясь, поправляла их драгоценный сверток. Но как ни старались они оба, все-таки, к удивлению и веселью ожидавших их дома, сын оказался под мышкой у отца. Из Починок к этому времени приехала Катерина, а в прибранной комнате молодую семью, кроме матери, встретили Никита Иванович с Варей и хозяйская семья. Комната огласилась детским криком и пружинным скрипом раскрашенной люльки, подвешенной к потолку. На семейном вечере было решено, что крестными будут Никита Иванович с Варей и что батюшку при крестинах надо уговорить любою ценою, вопреки "святцев", сына назвать Павлом. Поэтому крестили Павла в заводской церкви, там проще и батюшка сговорчивый. Так появился на свет Павел Владыкин.

Шел 1914 год. В народе все более усиливались слухи о войне. Непривычная семейная жизнь с ее заботами стала вновь сильно тяготить Петра. Луша все внимание и любовь перенесла на сына, а на долю мужа осталось только самое житейски необходимое. Петр вновь ударился в разгул. Как сбрасывал он после работы свою промасленную спецовку, так сбросил и семейные обязанности и еще отчаяннее, чем прежде, стал кутить. Луша казалась себе забытой и никому ненужной. Ее частые слезы лишь раздражали Петра. Но ребенок придал ей вместо обычной робости чувство решимости, и ее молодая душа, полная энергии жизни, неудержимо рвалась за пределы этой душной кошмарной жизни, за окно, на просторы. Там в ярком воспоминании были еще свежи картины совсем недавнего, счастливого прошлого: зеленеющие нивы, родные леса и овраги, звонкий девичий смех среди ромашек и васильков и... стук в окно. Петькино лицо... Венчальная фата, церковный алтарь, больничные муки и в результате - эти муки одиночества... Все это теребило сердце Луши и никак не вмещалось в больной от постоянного недосыпания голове.

Однажды летом после получки Петр торопился домой с работы, чтобы переодеться и идти на большую пирушку. По дороге он забежал в казенку и, на ходу распечатав "жулика", выпил для смелости.

Дома его встретила Луша с больным ребенком на руках.

- Чего обнялась-то! Достань одежду и расшитую косоворотку! - раздраженно крикнул Петр на жену, швырнув в угол рабочий пиджак.

Как клещами ухватила обида сердце Луши, слезы выступили из глаз. Она шагнула к двери и замерла, повернувшись лицом к Петру. Затем прерывистым от волнения голосом сказала: