Юрий Прокофьев - До и после запрета КПСС. Первый секретарь МГК КПСС вспоминает...

То, что не было принято решение о Москве, как только об административном, культурном и научно- техническом центре страны, было, на мой взгляд, ошибкой.

А лимитчикам надо было где-то жить. Предоставить всем квартиры было невозможно, начали строить общежития. А что такое общежитие, рассказывать не нужно. Отношения людей между собой, отношение к помещению, где они живут, — с этим тоже все ясно.

Предприятия были ограничены в средствах, поэтому общежития старались делать как можно скромнее. Совсем немного общежитий были квартирного типа, но в каждой их этих квартир жило несколько семей. Так рождались коммунальные квартиры, создавались общежития коридорного типа. Жили, конечно, там люди разные.

Вопрос жилья — это была первая проблема. В Москве он всегда стоял остро. Когда секретарем горкома партии был Николай Григорьевич Егорычев, занимались реконструкцией промышленности, строительством. Именно при нем в хрущевские времена в массовом порядке стали строить пятиэтажки, получившие в народе название «хрущобы». Как бы их ни критиковали, но они давали выход из создавшегося положения. Это было много лучше подвалов и бараков.

И еще — надо прямо сказать — люди, которые имели глубокие корни, хорошие связи у себя дома, за редким исключением в Москву не ехали. А приезжали (не в обиду будет сказано) перекати-поле, те, у кого не было определенных занятий.

Конечно, часть из них прибывала с определенными амбициями: возможность жить в культурном центре страны, пойти дальше учиться, возможность роста. Таких было немало, но по отношению к основной массе лимитчиков они составляли незначительное число. В основном же это были те, кто где-то не прижился и подался в Москву за длинным рублем и «красивой жизнью».

Мы беседовали в общежитиях Волгоградского и Люблинского районов с парнями и девушками. Многие из них дальше завода и общежития нигде не бывали. Основное развлечение — гулянки, выпивки. Ни на Красную площадь, ни в театры, ни в музеи (а билеты не были тогда такими дорогими) они не ходили, Москву представляли себе довольно слабо. Завод — общежитие, общежитие — завод. Вот и все. Многие из них не учились и не стремились к этому. Это тоже создавало проблему: их общекультурный и моральный уровень были довольно низкими.

Высококвалифицированные кадры редко приезжали в Москву. Преимущественно это были люди с низкой квалификацией, низким образованием. Они шли на тяжелые работы, на малоквалифицированный труд, а это, соответственно, определяло их поведение в обществе.

Была еще одна проблема, которую породил уже Ельцин. Когда произошло объединение Вьетнама, обострилась проблема безработицы в этой объединенной стране, и Вьетнам начал направлять своих граждан в социалистические страны на разные тяжелые работы. Пытались направлять и в Советский Союз, но Москва не принимала. Гришин и Зайков были против лимитчиков по одной простой причине: практика показала, что из Вьетнама ехала не лучшая часть населения.

Я в Болгарии беседовал по этому поводу с руководителями. Приезжие вьетнамцы, жаловались они, плохо работали, ленились, занимались спекуляций, проституцией. Поскольку страна только что освободилась от колониального ига, из Юго-Восточной Азии привозили большое количество заболеваний.

Москве удалось на какое-то время остановить поток вьетнамцев, мотивируя тем, что есть проблема с лимитчиками. Но ханойские руководители настаивали, чтобы Москва их принимала. Приезжал секретарь горкома Коммунистической партии Вьетнама в Москву, и Ельцин дал согласие на привлечение ограниченного числа вьетнамцев. И тогда, помню, Сайкин, ругаясь, искал помещение им под общежитие. Распределяли прибывших по предприятиям легкой промышленности, на ЗИЛ. Так в Москве и появились вьетнамцы.

Поэтому говорить, что Ельцин выступал против лимитчиков, нельзя, хотя у него было прозвище «последний лимитчик Москвы», так как сам он, как известно, не москвич.

Широкий поток так называемых «гастарбайтеров» из стран СНГ и дальнего зарубежья делает эту проблему крайне актуальной и в наше время.

...Заявив «перестройку и ускорение», мы ввязались в драку, не имея программы, и все пошло путем проб и ошибок. У народа были большие ожидания. Перестройку люди встретили с огромным энтузиазмом — поверили, что жить станет лучше. Активно хотели в ней участвовать. Те, кто никогда не думал вступать в партию, стали подавать заявления. Но конкретные действия со стороны руководства партии и правительства не только не привели к повышению жизненного уровня, но и значительно его понизили.

К 1989 году начался спад производства (а никакой цельной программы все еще не появилось!). Было к тому времени издано 12 совместных постановлений ЦК и Совмина СССР по реорганизации экономики, но все они, подобно введению одновременно левостороннего и правостороннего движения в одном городе, привели к хаосу, неразберихе и сокращению объема производства.

Этих постановлений была целая группа: по дальнейшему совершенствованию работы промышленности, о социалистическом предприятии, о кооперации и другие.

Приведу лишь один пример — Закон «О кооперации». О значении этого шага как-то высказался «политтехнолог» Глеб Павловский: «Революция в

СССР (этим термином он обозначает контрреволюционный переворот 1991 — 1993 годов) финансировалась из государственного бюджета, в основном через систему кооперативов. Именно в кооперативной среде, в которую без значительных изменений перешла предшествующая ей неформальная среда, возникает механизм обналичивания безналичных денег. В этой системе могут возникнуть сообщества, через которые постоянно текут наличные деньги, скапливаясь в определенных местах. В 1980-е годы на кооперативы не распространялись отношения права».

Перед принятием закона «О кооперации» велись горячие споры, какая кооперация нам нужна — производственная или торгово-посредническая. Приоритет отдали последней, которая, в сущности, создала основу класса новых капиталистов.

Москва выступала против. И здесь надо отдать должное позиции Ю. М. Лужкова в то время. У нас тогда было создано примерно 80% производственнообслуживающих кооперативов, в том числе и торговых, и только порядка 15% посреднических, торгово- закупочных.

Но «новые русские» быстро сообразили, как легче делать деньги. Через год после того, как был принят этот закон, ситуация изменилась. В Москве производственных кооперативов, которые производили хоть какие-то товары и оказывали услуги, осталось 15—20%, а 80% стали чисто посредническими, которые из денег делали деньги.

Еще. Не был учтен опыт венгерских товарищей, которые предупреждали, что ни в коем случае нельзя на действующих предприятиях организовывать кооперативы, потому что идет перекачка безналичных государственных денег в наличные.