Евгений Носов - И уплывают пароходы, и остаются берега

- Все, все, Шурочка! - со смехом уклоняется Дима.- Ну сказал, не б-буду!

- Болтун!

- Все! М-мир - дружба! Мир - дружба!

Дима выстреливает из окна окурком, отмахивает чуб-крылышко и подтягивает к себе пивную кружку.

По другому боку рыжей туристочки пристроился густобровый паренек с набегающей на толстые очки всклокоченной мокрой челкой,- тоже в свитере, но только в малиновом, с желтой росшивью по груди. Паренек двумя пальцами с золотым колечком подносит ко рту тонкую сигаретину, тянется к ней сложенными в трубочку пухлыми губами, как-то так старательно обжимает желтый бумажный мундштук, вдумчиво тянет и, подержав в себе дым, тоже вдумчиво выпускает, целясь струей в подвешенную над головой люстру.

Остальные двое сидят к Савоне спиной, и он видит только их затылки. Один с аккуратным пробором до самой макушки, на которой угнездился неприглаженный петушок, и все называют этого, с петушком, по фамилии Несветский. Затылок его соседа оброс цыганистыми завитками, набегающими на белый кантик синей футболки. Этот кучерявый, которого в разговоре тоже величали Димой, время от времени шарит смуглой ухватистой рукой по гитарному грифу, и клонясь к нему и прислушиваясь, что-то тихо и неразборчиво подрынькивает.

Савоня долго стоит в коридорчике перед ресторанной дверью, ждет, когда его заметят, и Дима в голубой куртке, наконец, натыкается на него глазами и нетерпеливо и обрадованно машет ему рукой.

- Давай, бать, с-сюда!

Савоня еще у порога стаскивает картуз, приглаживает волосы и, стараясь не топать, с опаской поглядывает на грудастую, опутанную по шее тремя рядами мониста буфетчицу, пробирается меж столиков тесными проходами.

- Ты куда, батя, з-запропал? - удивляется Дима-маленький.

- Куда ж мне пропадать? Пропадать некуда. В сенях и стоял.

- Понимаешь, р-разговор один есть.

- Дак и вот он я! - приободряется Савоня.

- Тут такое д-дело.- Выжимая из себя застрявшее слово, Дима-маленький трудно мигает веками.- Теплоход до утра никуда не пойдет, что-то там поломалось, п-понял?

- Отчего ж не понять,- смеется Савоня, переминаясь.- Ежели поломался, куда плыть, ясное дело.

Дима-маленький ловит Савоню за пуговицу на рубахе, притягивает к себе.

- Сколько дней плывем - то нельзя, это нельзя... Охота костерчик попалить. На воде, п-понял?

- Известное дело!

- А у тебя, говорят, лодка есть...

- На воде живем, как не быть! - еще больше оживляется Савоня.

- Значит, с-сорганизуешь?

- Это завсегда можем предоставить,- переминается Савоня, удерживаемый за пуговицу.

- А уху заделаем, как думаешь? - спрашивает другой Дима - Дима-большой.

Он поворачивает к Савоне крупное скуластое лицо в редких оспинах.

- Дак и уху...- соглашается Савоня.- Третьего дня я тут в одном месте сетки покидал, может, чего и зацепилось...

- Давай, бать, уважь,- удовлетворяется ответом Дима-большой и снова свешивает смоляный чуб над гитарным грифом.

- Ой, поехали, поехали, мальчики! - рыжая Шурочка нетерпеливо топочет под столом каблучками.- Рит, едем, да?

Очкастый паренек выпускает дым, неопределенно пожимает плечами, и Савоня только теперь догадывается, что это вовсе и не парень, а так чудно обстриженная девица.

- Это же чудо как здорово! - ликует Шурочка.- Несветский!

Кругленький, розовощекий, расположенный к ранней полноте Несветский, одетый в хороший серый пиджак с галстуком, устремляет взгляд за окно, изучает низко бегущие облака. На его аккуратной макушке настороженно вздрагивает петушок.

Телепатия, ух, телепатия,

У меня к тебе антипатия...

насмешливо напевает Дима-большой и, оборвав пение, хлопает Несветского по округло-женственной спине:

- Брось, кибернетик, умно задумываться! Дамы же просят!

- Поехали, поехали! - снова стучит каблучками Шурочка.

-- Да, но я договорился с капитаном насчет радиограммы.

У меня к тебе чувство скверное

Неспроста вызревало, наверное,

морщится Дима-большой.- По маме соскучился?

- Не в том дело...

- Все, бать, з-заррубили! - объявляет Дима-маленький и отпускает Савонину пуговицу.- П-пива хочешь?

- Это можно...- расплывается Савоня.

-- Тяни! И давай волоки сюда лодку.

Савоня стоя выпивает кружку, в поклоне благодарит и, зажав картуз под мышкой, спешит к выходу.

- Опять ты тут? - фыркнула ему вслед буфетчица, и от ее окрика Савоня втягивает голову.

6

Разлатую, заляпанную смолой Савонину посудину покачивает на вялой обессиленной волне в заводине позади дебаркадера. От нее тянет рогожным духом слежалой осоки, устилающей днище. Савоня, уперев весло по внешнему борту, удерживает лодку у скользких зеленых свай настила. На нем просторный, с чужого плеча, флотский бушлат с отвернутыми обшлагами и неполным комплектом латунных пуговиц, недостаток которых восполнен разнокалиберными пуговицами из гражданского обихода. Бушлат этот вместе с прочими пожитками гаечными ключами, подобранными на берегу бутылками, мережами и большим закопченным ведром - хранился в носовом отсеке, запиравшемся на щеколду.

Оба Димы спрыгивают в лодку, принимают рюкзак с провизией, закупленной в буфете, гитару, плащи, ловят взвизгивающую Шурочку, переносят голенастую Риту в коротких, выше колен, наутюженных брючках.

- А она выдержит? - опасливо спрашивает Рита, опускаясь на скамейку.

- Не боись, подруга! - одобряет ее Дима-большой.- Морские медленные воды не то, что рельсы в два ряда, верно, бать?

- Не-е! - подтверждает Савоня.- Лодка сухая, не течет. Я на ней по пятнадцать человек катал!

Последним с теплохода приходит Несветский в куцем плащике и темных очках, и Сaвоня, оттолкнув лодку, дергает пусковой шнур. Мотор бесстрастно отмалчивается, наконец, будто огрызнувшись на донимавшего его хозяина, сердито взгыркивает.

- Ой, обождите, обождите,- спохватывается Шурочка.- Вон Гойя Надцатый идет.- И, приставив ладошки ко рту, кричит: - Го-ша! Го-ша!

От погоста к дебаркадеру спускается по тропинке уже знакомый Савоне бородатый художник в белой панаме с желтым плоским сундучком через плечо. Он то и дело останавливается и, прикладывая ладошку к глазам, подолгу глядит на отдалившиеся силуэты погоста.

- А каракатица да задом пятится,- усмехается Дима-большой.

-- Гоша! - кричит Шурочка.- Ну скорей же!

Гойя Надцатый наконец улавливает окрики, и Савоня снова подправляет лодку к мосткам.

- Ты где делся? - кричит Дима-маленький.

- Да так, ходил все...- Промокшая панама свисает на глаза Гойи Надцатого увядшим безвольным лопухом.- Пописал немного...

- Ты что, еще не обедал?

- Да вот собираюсь...

- Брось, не ходи. Там одни щи. Имеется шанец ухи похлебать, п-понял?

- Ой, Гошенька, поедем!

- А как же теплоход?

- Ты чего, не знаешь? Ночевать будем.

- А в чем дело?