Мария Арбатова - Испытание смертью или Железный филателист

Алексей волновался перед прогулкой, как волнуются перед первым свиданием. За последние полтора года он не видел ничего, кроме камер, тюремного коридора, кабинета Глоя и пыточных комнат. Закрытый двор представлялся громадным простором.

Он разучился долго ходить, руки и ноги плохо слушались, да и весь организм был доведен до последней черты. Охрана вывела Алексея во двор, когда все заключенные сидели по камерам.

Но сарафанное радио загадочным образом разнесло информацию по штрафному отделению, и, заслышав, что отперли камеру Козлова, соседи из одиночек заорали через двери:

— Русский, держись! Тебя скоро обменяют! Парень, газеты пишут, что тебя передадут своим!

Двое охранников, еще не привыкших к новому положению странного заключенного, перед которым отчитывается начальник тюрьмы, вели себя доброжелательно.

Алексей решил воспользоваться этим и закричал на весь коридор:

— Мужики, что в мире нового?

— Наши вошли на Сейшелы! Гамбия и Сенегал соединились! Судан напал на Чад! — кричали из-за запертых дверей камер.

Их внутриафриканские новости, за которыми Алексей когда-то охотился для Центра, казались сейчас местечковыми и не важными. Ему было важно знать, что происходит на родине, но здешние газеты не писали об СССР.

А пока он полгода сидел без газет, радио и телевидения, в США зарегистрировали первые случаи СПИДа, в индийском Бихаре произошла самая крупная в истории железнодорожная катастрофа с гибелью восьмисот человек, Израиль уничтожил иракский ядерный реактор в Осираке, какой-то придурок шесть раз выстрелил холостыми в Лондоне по королеве Елизавете Второй, наводнение в Китае оставило без крова полтора миллиона человек, леди Диана вышла за принца Чарлза, убийце Джона Леннона дали пожизненный срок, в Тегеране взорвали президента Раджаи, в Египте убили президента Садата, СССР подписал контракты на поставку природного газа из Сибири в страны Западной Европы, а советские хоккеисты обыграли канадских со счетом 8:1.

Умерли писатель Борис Полевой, хоккеист Валерий Харламов и артист Михаил Жаров.

А еще от разрыва сердца умер отец. Именно в тот день, когда Алексея арестовали…

Когда Козлов первый раз с опаской вышел в огороженный со всех сторон тюремный дворик, стало понятно, что он настолько ослаб, что еле переставлял ноги.

Солнце лупило так, что в первые секунды он даже зажмурился. Охранники подгоняли, но это было бесполезно. Он передвигался осторожной стариковской походкой, глядя под ноги.

Потом поднял глаза к небу, счастливо засмеялся, посмотрел вперед и, остолбенев, остановился. В одном дальнем конце двора сидела в углу огромная черепаха. Больше метра в длину. А в другом углу две стройные длинноногие газели ели из тазика свежую траву.

— Откуда она? — кивнул Алексей на черепаху.

— Да это Грета. Кто-то притащил с Сейшел суп сварить, а потом пожалел, — ответил наиболее разговорчивый охранник. — Давно было, она ведь живет чуть не триста лет…

— Ее можно погладить?

— Завтра дай ей полкуска хлеба, тогда она тебя признает. Осторожно корми, челюсти у нее, как у бульдога, — посоветовал охранник. — Ты такой худой, что можешь на ней покататься.

Отто доковылял до черепахи, положил руку на ее панцирь и подумал: «Вот бы показать такую красавицу моим детям!»

Черепаха медленно встала на свои высокие слоновьи ноги, вытянула голову и начала обнюхивать колени Алексея.

Газели оказались не менее общительными, они жили в большой дружбе с убийцами, ворами и насильниками, выходившими на прогулку. На следующий день Алексей пришел на прогулку с куском хлеба и поделил его между черепахой и газелями.

Грета быстро признала его и с удовольствием откусывала свои полкуска смертельными челюстями, а газели деликатно брали оставшееся с ладони большими теплыми губами.

Эти двадцать минут на солнце стали ежедневным праздником. Теперь Алексей был не одинок, его ждали и привечали звери. А заключенные на прогулке, несмотря на весь свой расизм и криминальные успехи, писали ему на стене подбадривающие слова с грамматическими ошибками.

Двадцатиминутные прогулки делали чудеса, к нему потихоньку стало возвращаться ощущение собственного тела. До этого оно было оболочкой для пыток и мучений, и Алексей старался психологически отстраниться от своей ежедневно уродуемой оболочки — поставить ее на автопилот и спрятаться в фантазиях.

Теперь он наслаждался прикосновениями заживших рук к нагревшейся каменной стене дворика, полированному панцирю Греты, нежной шкурке газелей. Как ребенок, радовался расцветке крыльев залетевшей во двор бабочки, крику птицы, усевшейся вверху на колючей проволоке, или движениям спустившегося сверху на нитке мохнатого паука.

И вспоминал купленную перед арестом яркую серию 1974 года «ЮАР, фауна и флора», состоящую из шестнадцати марок с портретами самых красивых представителей животного и растительного мира страны.

Мышцы благодаря прогулкам вспоминали свою работу, дыхание не сбивалось при нагрузке, кожа восстанавливалась, зрение прояснялось, ногти постепенно приобретали нормальный цвет.

Даже к волосам, которые давали возможность вымыть в тюремной бане карболовым мылом, возвращалась прежняя шелковистость. Брили в тюрьме редко, щетина скрывала худобу, которой Алексей до конца не осознавал потому, что давно не встречался с зеркалом.

Вскоре его отправили работать на кухню при лазарете, таскать ведра с водой и другие тяжести. И это было замечательно, потому что организм хотел двигаться и трудиться.

Но периодически эту работу заменяли другой — заставляли чистить битумный пол зубными щетками, точно как немцы в концлагере. И это было ужасно унизительно.

По тюрьме ползли легенды об Алексее, заключенные относились к нему с огромным уважением, при каждом удобном случае говорили:

— Ты — русский шпион! Ты их обыграл! Они будут продавать тебя подороже!

А один подарил машинку для сигар со словами:

— Возьми на память. Будешь сигары подстригать. Вдруг больше не увидимся. Я таких, как ты, не видел, здесь у нас обычные люди: убийцы, воры, насильники…

Как-то охранник повел Козлова в тюремный госпиталь, и человек в белом халате поставил его на весы. Алексей и до этого понимал, что очень сильно похудел, но когда отметка на весах застыла на цифре 58 килограммов, испугался. Ведь при аресте весил 90!

После этого его стали обмерять сантиметром, и он пошутил, что, наверное, снимают мерки для гроба. Но человек в белом халате и охранник посмотрели на него с недоумением.

А через некоторое время в камеру пришел начальник тюрьмы и принес довольно приличный костюм по размеру, рубашку и галстук. Пока Алексей переодевался, сердце выпрыгивало из груди.