Владимир Ильин - Партизаны не сдаются! Жизнь и смерть за линией фронта

— Комбриг сказал, что знамя будет отправлено за линию фронта и меня обязательно наградят за него!

На другой же день под охраной двух партизан Зелютков принес в землянку Гудкова это знамя. Все партизаны бригады с особым интересом и вниманием разглядывали красивое красное знамя с золотистыми буквами на нем. Все они понимали, что это знамя уже было и полито кровью погибших бойцов Красной Армии летом 1941 года, когда шли тяжелые бои с гитлеровскими оккупантами.

В бригаде еще не было радиосвязи со штабом партизанского движения, так как еще не прибыл обещанный радист с радиостанцией. Поэтому Гудков вместе со своим ординарцем сразу же поехал в заслоновскую бригаду и передал в Штаб партизанского движения следующую радиограмму: «В бригаде Гудкова находится партизан Зелютков, который сохранил знамя 56-й Московской стрелковой дивизии. Гудков». Через несколько дней из бригады Заслонова Гудкову привезли радиограмму: «Гудкову. Второго марта на посадочную площадку бригады Заслонова прилетит самолет. Партизана Зелюткова со знаменем отправить этим самолетом в Москву. Связь держите с бригадой Заслонова. Рыжиков».

Зелютков вместе со знаменем дивизии был отправлен на самолете в Москву, откуда через несколько недель прислал письмо Гудкову, в котором сообщал: «Здравствуйте, Николай Петрович! Пишет вам Аркадий Зелютков. В бригаду я не вернусь. Знамя дивизии вручил кому надо. За знамя меня наградили Орденом Красного Знамени. Сейчас я зачислен в военное училище. Учусь в Москве. Написал вашей жене письмо, что Николай Петрович жив и здоров. Он находится в Белорусских лесах. Воюет там против немцев. Я был в его партизанской бригаде, а сейчас нахожусь в Москве». Дальше в письме была приписка: «Передайте от меня привет моим родителям во Взносное и большой всем привет вам, партизанам. Зелютков».

В первых числах марта в наш «Терем» забрел местный житель одной из ближайших деревень около Бука. На допросе он заявил:

— Я шел на болото, чтобы поискать здесь свой стожок сена, который я накосил летом для своей коровы. Но сейчас этого стожка уже не нашел и решил, что, наверное, мое сено забрали партизаны. Тогда стал смотреть, нет ли где еще стожков сена среди болота, и вот случайно набрел на вашу стоянку. Я совсем не думал, что здесь живут партизаны, так как мне в деревне сказали, что все партизаны ушли с Бука. Простите меня и отпустите домой. Я никому не скажу, что у вас здесь землянка.

— Ну, что будем делать с этим мужиком? — спросил Агапоненко.

— Я знаю этого человека, — заявил Егор Короткевич. — Он был до войны хорошим, трудолюбивым колхозником, и никаких плохих дел за ним не наблюдалось. Семья у него большая, да у него, наверное, детишек человек пять, да мать старуха.

— Что же с вами делать? А если вас будут немцы или полицаи допрашивать: куда ходил, зачем ходил на болото? К партизанам ходил? Что вы им тогда ответите? — снова спросил Агапоненко.

— Ничего я им не скажу. Будьте уверены, — заявил он.

— Ну ладно. Отпустим вас. Будем надеяться, что вы говорите нам правду и не выдадите нас немцам.

Трудно было нам, партизанам, в ту пору, немцы все время засылали в партизанские зоны своих агентов. Поэтому хотя и обещал нам этот мужик молчать о том, где мы находимся, но, посоветовавшись, мы все же решили наш «Терем» оставить и перебазироваться на новое место. Отъехав по болоту километра четыре южнее, мы нашли на западной стороне Бука опушку леса, заросшую высокими елками. С нее в сторону Янова был хорошо виден Амшарский лес. На запад от нашего лагеря, километрах в трех по лесу и через речку Усвиж-Бук, находилась деревня Лавреновичи, а на восток, через болото и Амшарский лес, — деревня Яново.

Приближалась весна, поэтому мы решили, что скоро потеплеет и можно на новом месте землянку не делать. Вместо нее мы выстроили из бревен большой шалаш, который накрыли еловыми ветками. В нем поставили железную печку, привезенную из землянки «Терема». Холодновато было в шалаше, особенно ночью и утром, когда начались мартовские морозы, но под ватными одеялами жить было вполне возможно. В одну из ночей начала марта, когда уже был готов наш шалаш, Агапоненко решил побывать с разведкой в деревне Анелино. Там у него был связной Хващевский Сергей Афанасьевич, которого он давно уже не видел и хотел узнать, как обстоят дела в этой деревне. Хващевский доложил Агапоненко, что недавно приезжали немцы и объявили о том, что всех молодых парней и девчат будут мобилизовывать и отправлять в Германию.

— Товарищ командир, — обратился он к Агапоненко, — больше нам с сыном Колей в деревне оставаться нельзя, так как его немцы могут забрать в Германию. Прошу вас, примите нас обоих в отряд.

— А у вас есть оружие?

— У меня давно припасена винтовка, а вот у Коли пока оружия нет.

— Хорошо. Тогда собирайтесь, поедем вместе с нами. А что у вас нового в деревне?

Хващевский, подумав немного, сообщил разведчикам:

— Да вот у нас тут в деревне живут три брата Игнатовичи. Младший из них, Василий Игнатович, был перед войной комсомольцем, а теперь подался в полицию. Второй брат, Николай, просится к вам.

— А что же старший брат?

— А вот старший брат в деревне до войны не жил, а служил в Красной Армии. Мы все знали, что в армии он был каким-то большим начальником: не то командиром, не то комиссаром. И вот в конце лета 1941 года он появился у нас в деревне, переодетый во все гражданское, и сейчас живет у одной женщины.

— Интересно! Кто же он такой на самом деле? — осведомился Агапоненко. — Если он действительно был командиром Красной Армии, то должен был уже давно пойти в партизаны, а он, выходит дело, чего-то выжидает. Одного братца в полицию послал служить, второго в партизаны, а сам ждет, куда дела на войне потянут: если немцы победят, тогда под крылышко младшего брата — полицая, а если победит Красная Армия — тогда в партизаны, — так рассудил Агапоненко. — Надо будет с ним побеседовать на эту тему.

— Вот и мы здесь думаем, что он чего-то выжидает.

— А может быть, он член партии? Вы этого не знаете? Если так, то у нас с ним разговор будет короткий. Если ты коммунист, тогда вставай в строй, становись в ряды партизан, а иначе ты изменник Родины.

— Вообще-то у нас в деревне поговаривают об этом. Если он был командиром или политработником в армии, то обязательно должен быть членом партии.

Агапоненко решил пока воздержаться от встречи с ним, чтобы сначала посоветоваться с комбригом.

Наши новые разведчики, отец и сын Хващевские, приехали вместе с Агапоненко рано утром. Мы с большим интересом рассматривали своих новых товарищей. Сергей Афанасьевич, старший Хващевский, оказался очень общительным человеком и быстро подружился со всеми. Был он выше среднего роста, худой и не по годам стройный, с приветливым выразительным лицом, с рыжими солдатскими усами, лет 45. Одет он был в деревенский полушубок, подпоясанный солдатским ремнем, на котором висел подсумок с патронами. На голове была сильно поношенная шапка-ушанка. В своем разговоре с нами он часто называл гитлеровских оккупантов «гадами», при этом произносил это слово, подкрепляя выразительным жестом, и на его лице появлялось очень суровое выражение ненависти к ним.