Александра Гальбина - Каменный пояс, 1989

Домой Андрей пришел поздно вечером: Сразу полез на полати, спрятался от вопросительного взгляда отца. Не мог видеть уткнувшуюся в подушку, беззвучно плачущую мать. Все понимали, Саша не вернется.

Рассказ талантливого советского сатирика 20—30-х годов Александра Ивановича Завалишина (1891—1939) «Сорок пять нацменов» едва ли известен современному читателю. Точная дата создания этого заметного в творчестве писателя произведения не установлена. Но, очевидно, замысел созревает после 1922 года, когда молодого коммуниста Завалишина, героического командира сибирских партизан, первого ответственного секретаря «Советской правды» (ныне — «Челябинский рабочий») по решению ЦК переводят в Москву.

В «Автобиографии» (1927) Александр Иванович пишет, что предполагалось поручить ему работу «по мордовской линии». Родным языком писателя был мордовский, поскольку он — выходец из редкой этнической группы мордовского казачества. Предки Завалишина переселены из Пензенской губернии на Урал в XVIII века Екатериной, за активное участие в пугачевском восстании. Публицистический псевдоним сатирика, уроженца станицы Кулевчинской (Варненский район Челябинской области), — «А. Мордвин»; брат писателя, Федор Иванович Завалишин, — один из основоположников мордовской советской литературы.

В Москве А. И. Завалишин работает в редакции газеты «Беднота». Рассказ «Сорок пять нацменов» появился в журнале «Молодая гвардия» (1925, № 10). Заслуга писателя тем выше, что лишь к началу 30-х годов даже такие авторы, как Маяковский и Безыменский, оценили истинные размеры опасности бюрократизма. Видимо, не случайно чересчур «острый» рассказ Завалишина, репрессированного в 1938 году и реабилитированного посмертно, не переиздавался до сегодняшних дней.

Под серой мутью низких облаков Московский Кремль выглядел сонливо и совсем не вызывающе, как это кажется иным из-за границы. Правда, царские гербы с остроконечных грязных башен гордо щерились на присмиревший красный флаг Союза ССР, но ни страха, ни почтенья не внушали тридцати мордвам — крестьянам, подошедшим к будке пропусков для входа в Кремль.

— Вот и до ербов дошли, — вздохнул ободранный, в больших лаптях мордвин Кузьма, поглядывая вверх. — Давно уж под Советской властью ходим, а Николкины орлы все хорохорются, — ядрена вошь…

— Пущай их… Есть не просют, а кому и радость, может, придают… — сказал второй…

— Дойтить-то мы дошли, а дальше как? — проговорил плечистый молодой мордвин, почесываясь, как скрипач, под мышкой.

— Дальше? — нехотя сказал Кузьма, закуривая. — Дальше вот покурим, дождь утихомирится, потом и обратимся…

Сеял теплый дождик, реденький, и камни мостовой отсвечивались рыбьей чешуей. У Исполкома Коминтерна, как навозные жуки, толпились черные блестящие автомобили, а дальше плавали трамваи, переполненные разноцветной публикой, качались извозцы на козлах, вроде попугаев, и чуть не бегом по тротуарам торопились пудреные барышни на тонких ножках…

Безработные мордва пришли к Кремлю за помощью с запиской жулика из «Марьиной рощи». Жулик посоветовал им, что в Кремле сидят от всех народов представители и помогают соплеменникам.

— Раз вы балакаете по-собачьи — кончено! — сказал им жулик. — Вы нацмен… Дуйте прямо в Кремль — скажите: «Мы мордовска нация», и вам откроются все двери…

Дал им адрес на клочке курительной бумаги с выдавленными химическим карандашом словами:

«Кремаль ВЦЫК ходатайство трицети нацменоф»…

Мордва и верили и не верили совету жулика, который был сожителем у них в слободке, но другого выхода не было, поэтому пришлось послушаться: пошли к Кремлю.

Пока шел дождь, мордвин Кузьма в бараньей шапке, сдвинутой к затылку, говорил товарищам:

— Я так смекаю… Подойдем и скажем… «Мы как безработные, мол, с Пензенской губернии, мордва, проели весь струмент и погибаем как червя… Как по закону, власть трудящихся и мы имеем корень здесь, сельхозналог вносили, все повинности и требы в аккуратности, поэстому»…

Он поднял палец, вроде регента, и двадцать девять человек мордвы вздохнули:

— Правильно!

— Примите, дескать, во вниманье — дети малые…

— И об скотине не забудь, Кузьма!

— Вообче хозяйственное положение! — вытаращил серые глаза Кузьма. И все затихли, снова выстроившись у стены от дождика. Но молодой мордвин, плечистый, как бурлак, и грязный, зачесался снова:

— Ну, а ежли жулик врет? Тогда всех в конт-революционный лагер?

И сунул палец в нос, прищурив левый глаз.

— Дурак, мать твою в курицу! — уверенно сказал ему Кузьма, щипнув короткую бородку. — Со всех сторон — народов представители, а он, холера, — «жулик врет», когда он здешний, больше нас с тобой смекает?!..

Кузьма вынул из кармана три копейки, выпрошенные дорогой христа ради, и подсунул молодому под нос:

— На, читай вот: «Пролятарии всех стран, соединяйтесь Сы-Сы-Сы-Ры». Чертова кобылка! Должон мордвин сидеть здесь али нет?

В будке пропусков разделались с мордвами быстро: позвонили в телефон кому-то, выкрикнули раза два: «мордва, нацмен» и выдали двоим: Кузьме с товарищем один пропуск во ВЦИК.

— В деревне церкви закрывают, а вот здесь хрестов напыхано — не сосчитаешь, — говорил Кузьма, разглядывая внутренность Кремля.

— Вот это, брат, храмина, — отвечал второй мордвин, показывая на колокольню Ивана Великого, желтая макушка которой походила на репу хвостиком вверх.

— Не разберешь, что деется…

Перед ВЦИКом на площади носились бешено автомобили.

— А как задавят, окаянные?.. — струхнул Кузьма.

— Вон, идол, поливает… Разорвет на пополам…

Но кое-как, с опаской, перебежками они достигли до громаднейшего здания ВЦИК с красным флагом и вошли.

— Ноги вытрите! — сказал им вциковский швейцар из-за прилавка, охраняющий одежду.

— Ноги? — переспросил Кузьма, — а мы вот лучше так…

И, отойдя миролюбиво в уголок, он стал было разувать свои большие лапти. Но швейцар опять крикнул:

— Граждане! Зачем же разуваться?..

В богатом, с мягкой мебелью, просторном кабинете, с красным письменным столом, сидел огромный бритый человек. Когда мордва вошли, он улыбнулся, встал и по-мордовски ласково позвал их:

— Проходите, дорогие родичи, садитесь!

Мужики не верили ушам. В самом высшем учреждении Советской власти говорят на ихнем языке?.. И, чтоб скорее убедиться в подлинности мордвина, они спросили его сами по-мордовски:

— А ты откуда, брат, попал сюда? [5] В мордовском языке нет слова «вы» в смысле обращения к другому человеку.