Станислав Зарницкий - Чичерин

Меньшевики терпели одно поражение за другим. Это выводило их из себя. Свою озлобленность они не стеснялись демонстрировать и на заседании фракции, и особенно в частных беседах. Позже, давая оценку меньшевикам, Чичерин писал: «Я в Лондоне примкнул к меньшевизму, но меня сейчас же поразило, что меньшевики все время скулят и распускают нюни».

Тышко в своих разговорах был настойчив и не щадил самолюбия Чичерина. Тот обижался, уходил от Тышко и снова возвращался. Особенно обиделся Чичерин, когда на съезде, обращаясь к меньшевикам, под громкие аплодисменты большевиков Тышко сказал:

— Я хочу еще заметить, что товарищи меньшевики чрезмерно много говорят о своем марксизме: марксизм у них впереди, марксизм позади… Они как будто взяли марксизм на откуп и отрешают от него своих противников. Право, товарищи, вы слишком уж часто заявляете, что стоите на почве марксизма. Признаюсь откровенно, мне кажется, что вы не стоите на почве марксизма, а скорее лежите на ней.

Глава большевиков — Ленин, выступивший с докладом об отношении к буржуазным партиям, беспощадно раскрыл капитулянтскую позицию меньшевиков, их беспринципную попытку заигрывать с либерально-монархической партией кадетов. Съезд принял большевистскую резолюцию, меньшевики получили еще один удар.

Под огнем большевистской критики рушилась теоретическая платформа меньшевиков. Вечерами после заседаний Тышко продолжал развенчивать их теоретические бредни. В спорах с ним Чичерин отстаивал «свои» взгляды, призывал идти на соглашение со всеми без различия «революционными силами» и т. д. Он кипятился и пытался доказать со ссылками на историю правду меньшевиков, но Тышко призывал его более внимательно слушать выступления Ленина, учиться у него строгой логической оценке реальной действительности.

Чичерин не разобрался в истинных целях своих меньшевистских друзей, не желавших строить пролетарскую партию, требовавших принять их порочную идею «рабочего съезда». Он поддерживал эту линию, и, когда съезд отверг и это предложение меньшевиков, Чичерин воспринял это поражение как личную неудачу, сильно огорчился и ни на шутку рассорился с Тышко. Как он осуждал потом свое заблуждение!

Уезжал Чичерин из Лондона в подавленном состоянии, преувеличенное чувство личной обиды заглушило способность критически разобраться в происшедшем: ему явно не хватало революционной закалки.

В Берлине Чичерин вновь заболел. Друзья поместили его в больницу в пригородном местечке Целендорф. Оторванный от дел, он вновь переживал «свое» лондонское поражение. Позиция меньшевиков, их истеричность оставили неприятный осадок. Вольно или невольно, но приходилось признавать преимущество позиции большевиков, которые добились созыва съезда и нанесли сокрушительный удар своим идейным противникам.

10 июля Чичерин покидает стены больницы и снова с головой уходит в политическую жизнь: посещает собрании немецких социал-демократов, активно участвует в выпуске пропагандистской литературы, пишет статьи, готовит выступления русских социал-демократов. Он не подозревает, что Житомирский уже направил в департамент полиции подробный отчет о Лондонском съезде и в специальном доносе сообщил, что эсдек Чичерин развивает бурную крамольную деятельность. Немецкая полиции тоже проявляет повышенный интерес к делам русского «анархиста», который установил слишком тесные связи с врагами кайзера, шпики неустанно следят за ним.

А Чичерин действует. Перед ним теперь одна-единственная цель — способствовать объединению партии рабочего класса. «С прежней средою у меня все порвано. Горячо любимый пролетариат, милые, милые, дорогие товарищи, члены единой великой рати — вот мои ближние», — писал он в октябре 1907 года.

Но «единой великой рати» к этому времени уже не было. И он, хорошо знающий историю РСДРП, горячо поддержал идею Мартова о создании единой меньшевистской газеты.

В середине декабря 1907 года, узнав, что бежавшие от полиции из Териок меньшевистские лидеры Дан и Мартынов хотят проездом остановиться в Берлине, чтобы обсудить там вопрос о создании меньшевистской газеты, Георгий Васильевич попытался организовать их встречу с немецкими социал-демократами. Кончилась эта затея плохо.

Когда у Блоха — одного из участников встречи — собралось 17 человек, среди которых были Дан, Мартынов, Чичерин, — супруги Бухгольц, и началось обсуждение плана создания меньшевистской газеты, в квартиру ввалились полицейские. Накрытый стол их, конечно, не ввел в заблуждение, они видывали вещи и похитрее. Полицейские забрали документы, провели повальный обыск и препроводили участников встречи в полицейский участок. Там комиссар учинил допрос каждому поодиночке с пунктуальным соблюдением всех предписаний. Очередь дошла и до Георгия Васильевича. На вопрос, кто он, Чичерин ответил:

— Баталин.

Полицейский усмехнулся и приказал увести арестованного.

Ночь Чичерин провел в полицейском участке.

При повторном допросе Георгию Васильевичу было объявлено, что дальше ему не стоит запираться, ибо полиции хорошо известно, что он Чичерин, что в русской социал-демократической партии он известен как Орнатский. Не знал Чичерин, что полиция на основе доносов Житомирского оперировала точными фактами. Чичерина, как и других арестованных, привлекли к судебной ответственности по 128-му параграфу уголовного кодекса за участие в «преступном сборище».

4 января 1908 года газета «Берлинер локаль-анцейгер» сообщила об аресте 17 русских и немецких социал-демократов. Газета писала, что «среди арестованных находится также русский богач фон Чичерин, который, однако, отказался от этого имени. Он входит в состав Заграничного бюро социал-демократической рабочей партии и известен также под именем Орнатский». Другая немецкая газета, «Дортмундер цейтунг», рассыпалась в похвалах новому руководству прусской полиции, которая одним ударом обезглавила заграничный комитет русской социал-демократии.

Об аресте Чичерина берлинская полиция сообщила корреспонденту петербургских «Биржевых ведомостей». И вот 3 января 1908 года на стол директора II департамента российского министерства иностранных дел Бентковского был положен номер «Биржевых ведомостей», в котором красным карандашом отчеркнуто сообщение о том, что в число арестованных в Шарлоттенбурге «узнан один очень богатый русский помещик Чичерин». Бентковский приказал нанести справки. Вскоре генеральный консул Муравьев-Апостол-Коробьин сообщил из Берлина, что «арестованный Чичерин есть именно служащий в нашем министерстве чиновник, скрывавшийся здесь под различными именами».

Чиновничья машина заработала. Бентковский секретным письмом донес о случившемся директору департамента полиции Трусевичу и счел своим долгом присовокупить, что до выяснения дела МИД «воздерживается от принятия мер относительно служебного положения г-на Чичерина» и просит выслать в его распоряжение дополнительные сведения.