Станислав Зарницкий - Чичерин

Уже в 1926 году, вспоминая о начале своей революционной деятельности, Чичерин писал о нем. «В 1904 году он обслуживал всю нашу революционную эмиграцию в Берлине, устраивал поездки, квартиры, свидания, размещал больных, вообще оказывал самым бескорыстным образом неисчислимые услуги. Все его знают как честнейшего, преданного революционному делу товарища. У него постоянно бывали и т. Эмма, и т. Пятница, и т, Иван, и эсеры, и максималисты. Его умственная характеристика заключалась в том, что никогда он не решался брать ясную линию, у него всегда были Bedenken [1] Сомнения ( нем. ). . Сначала у него были Bedenken между эсерами и эсдеками, потом от эсеров он отстал, но Bedenken так и остались между меньшевиками и большевиками, и он никогда не мог решиться занять ясную позицию. В 1918 году он был в Москве, и я говорил о нем с Владимиром Ильичем, который его очень хорошо помнил и очень ценил его личные качества. Относительно же того, можно ли дать ему ответственный пост, Владимир Ильич опросил меня, как тов. Бухгольц относится к большевикам. Я ответил, что у него по-старому Bedenken. Владимир Ильич очень смеялся, так как помнил характер Бухгольца, и в результате его сначала послали для переговоров с немцами на демаркационную линию, а потом в Копенгаген по делам пленных».

Случилось так, что Чичерин быстро попал под исключительное влияние Плеханова. Вращаясь до этого в основном в кругах эсеров и меньшевиков, он не видел более значительной фигуры, нежели этот первый русский марксист. Под его воздействием на первых порах поддался догматическим взглядам немецких социал-демократов, и это расположило его к меньшевизму. Не имея опыта революционной борьбы, только приступая к познанию элементарных основ марксизма, Чичерин оказался далеким от большевиков. Работы Ленина он еще не умел оценить правильно. Например, книгу «Что делать?» считал проявлением бланкизма.

К счастью, довольно быстро ему удалось сойтись с левыми немецкими социал-демократами, которые придерживались марксистских взглядов. Начался период увлечения Лассалем, Бебелем, Мерингом. Чичерин посещает дешевые берлинские локали, где до поздней ночи беседует со своими новыми знакомыми. Особенно охотно встречается с адвокатом Оскаром Коном. Тот обстоятельно, о немецкой точностью рассказывал об опыте германского и всего европейского движения, о многочисленных ошибках социал-демократов.

Но несравненно ценнее было знакомство с Карлом Либкнехтом. Чичерин часто бывал у него дома, познакомился с его близкими. Знакомство быстро переросло в искреннюю дружбу. В этой семье все было просто, все располагало к непринужденности, ничто не стесняло.

Немецкая полиция в соответствии с протоколом о сотрудничестве, заключенным в 1904 году руководителем заграничной агентуры русской охранки Ратаевым с немецкими властями, не спускала глаз с эмиграции. Однако социал-демократы теми или иными путями узнавали о замыслах полиции и своевременно предпринимали меры предосторожности. С помощью русских социал-демократов Либкнехт собрал обширный материал о политическом сыске в Германии и представил этот материал Бебелю. Последний сделал запрос в рейхстага, тогдашний министр иностранных дел Рихтгофен цинично ответил:

— Да, мы следим за русскими студентами, потому что все они анархисты, а русские студентки только для свободной любви сюда и приезжают.

Оскорбительные высказывания официального лица вызвали бурю протестов как в Германии, так и за ее пределами. Разразился политический скандал. И все же, выждав время, рейхсканцлер Бюлов вновь обрушился на русских «заговорщиков», угрожая выслать их из Германии, если они не прекратят «вмешательство во внутренние дела» приютившей их страны. Над революционерами-эмигрантами нависла угроза попасть в лапы царской полиции. Во всяком случае, сделка русской полиции с немецкой дала возможность Николаю II в период революции 1905 года высвободить свою официальную агентуру в Берлине и перебросить ее в Россию для борьбы с русскими революционерами.

Чичерин пылко приветствует революцию 1905 года. «Дух восторженно ширится, вырастают крылья… В ослепительном солнце сверкает путь вперед», — пишет он в одном из писем.

Ход революции заставляет Чичерина внимательно присмотреться к большевикам. Их ясная и четкая позиция в отношении буржуазно-демократической революции все сильное импонирует ему.

Особенно нравится решительная, последовательная позиция в вопросе о роли пролетариата в революции, их требование о безраздельном взятии власти в свои руки. Тезис меньшевиков о том, что власть ни в коем случаи брать нельзя, даже если развитие революции вело бы к этому, настораживал. Его вера в этих людей начинает колебаться, они часто раздражают его. Надоели склоки меньшевиков, их мелкая, злобная грызня между собой. В год первой русской революции Чичерин открыто примкнул к большевистской секции российской социал-демократии в Берлина.

Революция 1905 года стала для него подлинной школой. В письмах на родину он с восторгом говорит о грандиозные манифестациях в Австрии, об усиливающемся рабочем движении во Франции, о демонстрациях в Англии. 13 ноября он сообщает брату Николаю, что «Германия была идеалом социал-демократической постепеновщины, но за последнее время происходит такое обострение классовой борьбы, которого не ожидали даже радикальные социал-демократы 10 лет тому назад».

Эмигранты спешили легально и тайно выбраться в Россию. Готовился к отъезду и Чичерин. Он хотел переправиться нелегальным путем под фамилией Баталина или Орнатского. 14 ноября 1905 года в письме к тетке А. А. Чичериной он восклицает: «…Процесс развития, все завоевания истории совершаются через слезы и кровь: июньские жертвы 48-го года! Мученики Коммуны, зверски расстрелянные версальцами… А герои русской революции, деятели ее бесподобно-блестящей истории, безвестные могилы в Сибири, за Полярным кругом… океан мучений и лишений, который добровольно претерпели эти великие мученики, имя которым легион, это торжество духа и жертвы, которым нет числа. И теперь — рабочие, растерзываемые черносотенцами и до последнего издыхания хрипевшие: «Долой самодержавие!»

Революция в России — событие важнейшего исторического значения. «Когда в России утвердится широкая демократическая жизнь, тогда не может в Средней Европе остаться по-старому, — теперь, когда такие громадные события, когда планета Земля живет вовсю, когда история так и летит вперед», — восторженно замечает он.

Почти все готово к отъезду, и вдруг тяжелый приступ болезни. Чичерин попадает в берлинскую клинику, где ему делают сложную операцию. Так вместо боевой жизни больничная койка, к которой он оказался прикован до середины 1906 года. Но и здесь он не теряет времени, анализирует события и вырабатывает стройные взгляды бойца-революционера.