Александр Мясников - Великие русские люди

Ушинский в течение первых трех месяцев своей работы создал новый, детально обоснованный план организации учебной части института. После обсуждения в разных инстанциях план был принят, он должен был быть проведен в жизнь с начала 1860 года. Девятилетний срок обучения был заменен семилетним, причем каждый год учащиеся переходили из класса в класс. Окончившие семь классов могли по желанию обучаться еще в течение двух лет в 8-м дополнительном классе для подготовки к педагогической работе. Учебные планы и программы были переделаны в соответствии с требованиями научной педагогики: впоследствии эти планы послужили основой для учебных планов женских гимназий.

В первую очередь было устранено то нелепое положение, что с первого класса начиналось изучение иностранных языков и не изучался русский язык. Теперь на русский язык было отведено шесть часов в неделю; уроки не сводились к простому разучиванию грамматических правил, но педагог должен был сообщать учащимся ясные и правильные понятия об окружающих предметах, без чего немыслимо правильное развитие устной и письменной речи.

Было увеличено количество уроков по естествознанию. Преподаватель географии не должен был ограничиваться только номенклатурой гор, рек и городов; ему следовало знакомить учащихся с землей, как поприщем человеческой деятельности, с теми влияниями, которые внешняя природа оказывает на развитие человека, и теми изменениями, какие произвел на земле человеческий гений. При изучении литературы ставилась задача знакомить учащихся (вместо прежней схоластической пиитики и риторики) прежде всего с действительной, живой литературой — с образцами всякого рода литературных произведений. Так должны были складываться у учащихся понятия о родах и видах литературных произведений.

В младших классах было введено наглядное преподавание, в старших — организованы кабинеты и лаборатории для занятий. Ко всем преподавателям предъявлялось требование о пробуждении и поднятии активности и самодеятельности учащихся.

Реформируя институт, Ушинский убедился, что придется обновлять педагогический персонал. Он сумел привлечь лучшие преподавательские силы Петербурга. В институте начали работать Модзалевский, Миллер, Косинский, Водовозов, Семенов и другие. Смольный институт быстро вошел в славу и стал считаться образцовым заведением, куда приходили знакомиться с постановкой учебного дела.

В своих воспоминаниях о Смольном институте того времени («На заре жизни») известная писательница Е. Н. Водовозова пишет: «Я воспитывалась в Смольном тогда, когда в него не проникала ни одна человеческая мысль, когда в него не долетал ни один стон, вызываемый человеческими страданиями; при мне в его стенах в качестве инспектора появился Ушинский, что и дало мне возможность представить, как этот величайший русский педагог вместе с введенными им новыми учителями начал подрывать гнилые устои института и водворять в нем новые порядки, всколыхнувшие весь строй стоячего институтского болота, перевернувшие вверх дном все установившиеся в нем понятия о воспитании и образовании».

Ушинскому пришлось резко столкнуться с многими застарелыми предрассудками о жизни заведения.

Ушинский считал, что классные дамы не должны вскрывать и прочитывать писем, получаемых ученицами из дому; что совершенно нецелесообразно заставлять учениц в угоду этикету сидеть во время уроков, несмотря на холод, с обнаженными плечами; что ученицы имеют право и обязанность задавать преподавателям вопросы относительно содержания уроков и т. п. «Если классная дама требует, — писал Ушинский, вспоминая свой опыт в Смольном, — чтобы маленькие дети сидели неподвижно, как куклы, если они не смеют открыть рта, чтобы заговорить с учителем, и если голос учителя бубнит одиноко, как дождь в стекло, то и одного такого часа достаточно, чтобы измучить дитя, и измучить совершенно бесполезно».

Всякое вмешательство педагогически несведущих классных дам в учебную жизнь Ушинский резко обрывал, не щадя ничьего самолюбия.

Весь «женский персонал» института был возмущен неслыханным вмешательством «шального инспектора» в то, что до него «вовсе не касается», — в права воспитательниц, упрочивавшиеся десятилетиями. Была оскорблена и начальница: в один из очередных приездов императрицы Ушинский сам стал докладывать ей о ходе реорганизации института, вместо того чтобы предоставить эту честь согласно установившемуся ритуалу начальнице.

Трудно сказать, чем кончилось бы готовившееся решительное столкновение между Ушинским и всем консервативным, что было в институте. Назревавший конфликт был до этого столкновения разрешен анонимным доносом на Ушинского, обвинявшим его в атеизме и политической неблагонадежности. Донос сделал законоучитель Гречулевич, поддержанный начальницей. За ними стояла вся реакционная часть института, с которой неумолимо воевал Ушинский.

Когда доносу был дан ход, Ушинскому не сообщили точно, в чем обвиняют, так что, оправдываясь, он должен был предположительно исходить из тех разногласий, которые за последнее время у него были с администрацией и отдельными лицами. Уверенный в своей правоте, Ушинский просил о назначении формального следствия по поводу его служебной деятельности. Самый факт доноса произвел на него тяжелое впечатление. Просидев несколько ночей над оправдательным письмом, Ушинский поседел и стал харкать кровью. Мучивший его и раньше болезненный процесс (хроническое воспаление легких) теперь обострился.

Просьба о назначении формального следствия удовлетворена не была. Это означало, что дальнейшая работа Ушинского в институте признана неподходящей. Вместе с Ушинским из института вынуждены были уйти и все приглашенные им преподаватели.

О вопиющем факте травли и изгнания замечательного педагога без всякого разбора дела Герцен писал в «Колоколе».

Ушинский уехал за границу.

Оторванный от родины и от практического дела, он быстро разочаровался в своих либерально-утопических надеждах на верховную власть.

От нее ждать нечего. Нечего ждать от всесильной правящей бюрократии.

Единственной надеждой Ушинского остался русский народный учитель. Он сам должен и может овладеть рациональными приемами преподавания и двинуть русскую школу вперед!

Через голову чиновничества и правительства Ушинский думает обратиться теперь к самому учительству и работать непосредственно для него.