Генрих Шумахер - Любовь и жизнь леди Гамильтон

Молодая неопытная девушка не должна доверять никому, кроме людей, хорошо ей известных. Овертон — человек красивый, но у него похотливый взгляд, похотливая улыбка, похотливый рот. И каков его облик, таковы и речи. Слова его кажутся серьезными, но за ними кроются ветреные мысли. И, наконец, известно ли кто он такой? Назвал ли он свое настоящее имя? У него на пальце массивный перстень с печаткой с гравированным дворянским гербом, а такие перстни стряпчие, одним из каковых он отрекомендовался, обычно не носят. Один Бог знает, с какими дурными намерениями он им навязался.

Эмма не возражала. Она почти не слышала, что говорила миссис Кейн. Слова проносились мимо нее, как и водоворот ночной жизни на улицах города: она ощущала его близость, но не вникала в его суть. Ею овладела какая-то блаженная расслабленность, в голове не было ни одной мысли. Лишь смутное ощущение: ей встретилось нечто большое, чему она не знала названия. И от этого поднималась тоска по чему-то неизвестному, исполненному блаженства.

Оказавшись в своей каморке, она почувствовала такое изнеможение, что с трудом смогла раздеться. Однако когда она хотела приготовить себе постель и лечь, ее охватила дрожь: на одеяле еще лежала книга, которую ей дала миссис Кейн. «Ромео и Джульетта».

Она схватила книгу и углубилась в чтение. Исчезла усталость, трепетный порыв заставил снова напрячься все ее нервы. И в тот момент, когда сцена в театре Друри-Лейн отчетливо возникла в ее памяти, она вдруг осознала великую цель своей жизни. Чарльз Овертон указал ей путь: она должна стать служительницей искусства, актрисой, чтобы могуществом своей красоты, силой духа повергнуть к своим ногам этот враждебный мир.

Это решение жгло ей душу. Все снова и снова повторяла она слова Джульетты, стараясь дать ее чувствам новое, более точное выражение. В душе Эммы забил источник, о существовании которого она не подозревала. Она прошла весь дурманящий путь любви — от тоски нетерпеливого ожидания до безоглядной готовности отдаться любимому, от предчувствия близящейся беды до последнего отчаянного крика гибели.

Все это стало теперь ее чувствами, ее страстью, ее болью.

Явился Ромео. Ее пронзил его взгляд, пожатие его руки наполнило ее восторгом, его поцелуй превратился в пожирающее пламя страсти. Ромео… Овертон…

На следующий день миссис Кейн потребовала книгу обратно. Эмма достала у книготорговца другой экземпляр. Она скупила все имевшиеся у него пьесы Шекспира и с неистовством одержимой устремилась к новой цели. За пять ночей она справилась с ролью Джульетты, за семь — Дездемоны. Затем принялась за Офелию.

Заучивание ролей давалось ей легко. Мимика также не представляла трудностей. Ей было вполне достаточно маленького зеркала, чтобы следить за движениями губ, глаз, за постановкой головы. Но ей не удавалось увидеть своих плеч и бедер. Беспокоило ее и звучание голоса. Нельзя было говорить громко, чтобы не помешать другим продавщицам, спавшим в соседних комнатах, и поэтому приходилось понижать голос почти до шепота. Найдет ли она нужную интонацию тогда, когда будет пытаться устроиться в театр Друри-Лейн?

Вот на что было теперь устремлено ее честолюбие. Она сгорала от желания играть с Гарриком и затмить миссис Сиддонс. В том, что это ей удастся, она ни на мгновение не сомневалась. Только бы оказаться на сцене, и победа будет за ней. Тогда перед Чарльзом Овертоном предстанет настоящая Джульетта.

Наутро после своей первой встречи с ним она пришла в магазин в твердой уверенности, что через секунду увидит его в дверях. Он ее разыскал и явился под предлогом покупки, чтобы просить о свидании. Так она представляла себе это и именно так поступила бы на его месте.

А что потом? Этого она не знала, да и думать об этом не хотела. Это она решит, когда он придет.

Однако он не шел. Неужели он ее не любит? Но о чем же тогда говорили его глаза? Почему он поцеловал ее? Очевидно, возникло какое-то препятствие, но Овертон все преодолеет. И наступит день, когда в толпе появится его высокая фигура.

Всякий раз, когда у входа в магазин кто-то останавливался, сердце ее начинало биться сильнее, а глаза обращались к двери.

В один из первых дней августа она увидела, как перед магазином остановился экипаж. Грум открыл дверцу, и дама в дорогом костюме вышла из экипажа и появилась в магазине. Мисс Келли!

Мистер Кейн с глубоким поклоном поспешил ей навстречу.

— Я в восторге, что вижу вашу милость. Ваша милость давно не удостаивали меня посещением.

Она посмотрела на него высокомерно.

— Вы плохо обслуживали меня в последний раз, предложили герцогине Девонширской лучшие бриллианты, нежели мне. Я ни в чем не хочу уступать кому бы то ни было. Пожалуйста учтите это на будущее.

Она небрежно опустилась в кресло, которое он ей услужливо пододвинул, и как бы рассеянно осмотрела помещение. При этом ее взгляд упал на Эмму, но ничто не говорило о том, что мисс Келли узнала девушку.

— Я была недавно в Париже в обществе графини Полиньяк…

— Обергофмейстерины французской королевы?

— По ее словам, Мария Антуанетта заказала для первого большого приема следующей зимы драгоценный убор из изумрудов. Так что изумруды войдут в моду.

Мистер Кейн отвесил глубокий поклон.

— Я бесконечно благодарен вашей милости за подсказку. Своим поставщикам…

— Как вы воспользуетесь моим сообщением, меня не интересует. Но во всяком случае я хочу надеть изумруды раньше королевы Франции на восемь дней. И ни одна леди во всей Англии не должна меня опередить. Вы поняли?

Он, улыбаясь, кивнул.

— Новую моду введет не Мария Антуанетта, королева Франции, а…

— Мисс Арабелла Келли, королева Лондона. Итак, покажите ваши изумруды.

Он поспешно приказал Эмме принести коробки и футляры.

— Ваша милость разрешит, чтобы мне помогла мисс Лайен? — И добавил, бросив исподтишка испытующий взгляд: — Мисс Лайен, новая продавщица.

Мисс Келли медленно подняла глаза на лицо Эммы.

— Мисс Лайен? — сказала она равнодушно. — Ну что ж, кажется, она красива.

Она склонилась над камнями, внимательно их разглядывая, и выбрала украшение ценою в три тысячи фунтов.

— Отправьте его сегодня к пяти часам ко мне домой, со счетом. Пусть эта красивая мисс его и принесет. Как там ее зовут?

— Мисс Лайен, ваша милость.

— A-а, мисс Лайен.

Арлингтон-стрит, 14.

Миссис Крук, домоправительница, провела Эмму по широкой, устланной коврами лестнице и, впустив ее, сразу же исчезла.

Мисс Келли сидела у высокой стеклянной двери, сквозь которую виднелась зеленая листва парка. Подавшись вперед, она обратила лицо к солнцу, лучи которого проникали сквозь смягчающие их занавеси. Пальцы ее небрежно перебирали струны арфы, извлекая из инструмента тихие, нежные аккорды. Они звучали, как далекий шум ветра.