Александр Филюшкин - Василий III

У кого много добра, у того немало врагов. Соперниками Ягеллонов были Габсбурги, династия, правившая в Священной Римской империи. Еще со времен Ивана III Москва пыталась сблизиться с Габсбургами и заключить союз как раз на ниве совместного противостояния Ягеллонам. То есть для Москвы главным был мотив: «Будем дружить против нашего общего врага». Позиция империи была гораздо сложнее. Конечно, враг Ягеллонов — наш друг. Но друг какой-то сомнительный: империя считала себя центром христианского мира, а тут некие схизматики. В то же время ценность русского «друга» в военном отношении не вызывала сомнений, и казалось очень полезным использовать его в антимусульманской лиге в качестве ударной силы против турок. Дело за малым: надо добиться решающего влияния на русскую политику, контролировать ее и, насколько возможно, направлять в собственных интересах. Московиты хотят сотрудничать? Отлично! Они варвары и все равно не поймут, что ими манипулируют…

17 июня 1509 года в Москву доставили грамоту императора Максимилиана от 19 февраля, в которой он называл Василия III «другом нашим возлюбленным». Цесарь писал о просьбе Любека и ганзейских купцов восстановить торговые отношения с Россией. Инициатива к сближению, таким образом, исходила от германской стороны. Василий III уловил полученный сигнал и 9 августа отправил Максимилиану письмо, в котором в качестве жеста доброй воли давал согласие на восстановление в Новгороде ганзейского торгового двора, разоренного по приказу Ивана III в 1494 году [158] Памятники дипломатических сношений Древней России с державами иностранными. СПб., 1851. Т. I. Памятники дипломатических сношений с империею Римскою (с 1488 по 1594 г.). Стб. 154–158. . Правда, переговоры о его открытии затем велись с новгородцами, и они всячески под разными благовидными предлогами затягивали решение вопроса. Но все равно начало смягчению отношений между Россией и империей было положено.

Другим добрым знаком для христианского мира была наметившаяся довольно неожиданно симпатия между Россией и Немецким (Тевтонским) орденом в Пруссии. Времена Александра Невского, когда рыцари и русские резали друг друга в борьбе за Прибалтику, остались в далеком прошлом. Прямых конфликтов с тевтонцами не было довольно давно. Зато общий враг опять-таки имелся. После поражения в Тринадцатилетней войне с Польшей (1454–1466) орден понес серьезные территориальные потери и оказался в частичной зависимости от Польской короны. «Дружить вместе» против Польши ему было особо не с кем; за несколько веков к северным крестоносцам у многих стран и народов накопились свои счеты, а Священная Римская империя в военном отношении была маловыгодным союзником.

И тогда орден попытался установить контакты с Россией. Свою роль тут сыграл Михаил Глинский, имевший связи и знакомства во многих домах Европы. Осенью 1510 года к Василию III прибыл саксонец Христофор Шляйниц, который должен был договориться о приезде больших орденских послов. Миссия оказалась удачной: Глинский заверил Шляйница в скором нападении России на Великое княжество Литовское и в том, что Москва поддержит орден в его противостоянии с Польшей. Правда, на обратном пути посольство было ограблено и разведка Сигизмунда I выкрала бумаги Шляйница. Из них в Кракове стало известно о воинственных планах Василия III. Впрочем, катастрофы не произошло — всем было и так ясно, что Россия рано или поздно нападет на Литву. В сентябре 1511 года Василий III послал в Пруссию грамоту, обеспечивавшую свободный проезд орденского посольства на Русь.

Настойчивость России в войне за Смоленск и налаживание дружеских связей с Тевтонским орденом вызвали одобрение Максимилиана. Император находился не в лучшем расположении духа из-за неудачи в женском вопросе. Он давно строил свою политику на опутывании соседей сетью династических браков, привязывая их к империи родственными связями. По результатам Пресбургского мира 1491 года признавались притязания Максимилиана на Венгрию. В 1506 и 1507 годах были заключены брачные договоры о предстоящей свадьбе внуков Максимилиана и детей венгерского короля Владислава Ягеллона. Однако в 1510 году венгерская аристократия решила изменить этим договоренностям и выдать замуж принцессу Анну Владиславовну за венгерского магната Иоанна Запольи. И тогда, в случае смерти хилого и болезненного Людовика, сына Владислава, именно Запольи претендовал бы на корону, а Максимилиан оставался с носом. Чтобы добиться своего, венгры делали ставку на Ягеллонов — Сигизмунд I был женат на Барбаре, сестре Иоанна Запольи.

Император увидел в этих брачных планах прямую угрозу положению Габсбургов в центре Европы. Поскольку повлиять на ситуацию не получалось, он выдвинул проект создания широкой антиягеллонской коалиции в составе Священной Римской империи, Тевтонского ордена, Дании, Бранденбурга, Саксонии, Валахии и России. 2 февраля 1514 года Василий III принял в Москве имперского посла Георга Шнитценпаумера фон Зоннег, который привез особое послание Максимилиана.

Германский кайзер звал Василия III вступить в союз против Польши. Для его заключения предполагалось провести специальный конгресс в Дании, куда приглашались русские дипломаты. Из этого следует, что император не хотел воевать, а все разговоры о военном союзе имели своей целью оказать психологическое давление на Ягеллонов. Собственно, и сам конгресс, и демонстративное создание коалиции служили акцией устрашения и предназначались для того, чтобы Ягеллоны одумались и не мешали брачным комбинациям венского двора.

Россия и Германия делили Европу. Как и в XX веке, это сопровождалось заключением договора о дружбе и военном союзе. Империя признавала права России на Киев и русские земли в составе Великого княжества Литовского, а Россия обещала поддержать Габсбургов в их борьбе с Ягеллонами за земли в центре Восточной Европы. Император признал Василия III монархом, равным себе, — в договоре он именовал его титулом кайзер , то есть цесарь, император. Это был грандиозный успех. Фактически Россия входила в Европу на правах союзника крупнейшей западной державы, Священной Римской империи.

Но был один нюанс, о котором Василий III не знал. Имперский дипломат превысил свои полномочия. Судя по инструкции, данной Шнитценпаумеру, ему вменялось только предварительно договориться о союзе и заручиться согласием России, но не заключать никаких договоров, тем более такого многообещающего содержания. Трудно сказать, почему посол зашел столь далеко. Может быть, он хотел этим выслужиться, может быть, уступил давлению нетерпеливого московского монарха, желавшего договор «здесь и сейчас». Так или иначе, Шнитценпаумер заключил договор, Василий III на нем присягнул, и теперь оставалось только Максимилиану его ратифицировать.