Александр Филюшкин - Василий III

Трагическое непонимание между европейскими посланцами и Василием III во всей красе проявилось уже в первом приеме дипломатов при дворе. Да Колло очень нервничал и быстрее хотел донести до Василия III главные задачи своей миссии. Он говорил образно, красиво, рассказывал о нападениях турок, о том, что мусульмане захватили уже четыре патриарших церкви, семь азиатских церквей, к которым обращался в своем Апокалипсисе святой апостол Иоанн, Гроб Господень и т. д. Василий III дождался, пока ему переведут начало речи, после чего вскочил и возмущенно заявил: неужели император Максимилиан, его брат, не передал ему привета? По русскому обычаю посол должен был начать выступление именно с приветственных слов. А да Колло так хотел перейти к сути, что забыл об этом. Услышав, наконец, имя Максимилиана, Василий успокоился, снял корону и сидел с непокрытой головой, пока не прозвучали необходимые слова. Посол опять хотел вернуться к главной теме, но московский государь прервал его и спросил, здоров ли император. А потом последовало заявление, что о делах дипломат пусть расскажет боярам, а все, что нужно самому Василию III, он уже узнал… В смысл посольства он не стал вникать, и никакой реакции на волнующие слова о необходимости спасения мира разочарованный венецианец так и не дождался [168] Франческо до Колло. Доношение о Московии. С. 25–27. .

Конечно, это была определенная дипломатическая игра. Русская посольская служба сознательно сбивала гостей демонстративной приверженностью к ритуалу, чтобы смутить их, запутать — вдруг растерявшийся европеец выболтает тайные, сокровенные сведения? Да и добиться своей цели для дипломата, со всех сторон скованного ритуальными ограничениями, становилось затруднительно. Для тех, кто выдерживал пытку ритуалом, полагалась вторая пытка — московское застолье. У посольской службы была такая работа, которая называлась «поить посла». Да Колло в ужасе описывает, как на обеде у великого князя его заставляли пить медовуху («против воли и без аппетита»). Человека, воспитанного на итальянских винах, можно понять.

Но когда итальянцы с облегчением вернулись с пира к себе на подворье, их ждал сюрприз: накрытый стол, ломящийся от еды и напитков, и радостные физиономии русских дворян, сообщивших, что праздник продолжается. И опять отказаться было нельзя — тосты то за Василия III, то за Максимилиана — попробуй тут не выпей. Может быть международный скандал. Общепринято мнение — послов специально поили, чтобы они спьяну выбалтывали секреты. Но в этот день да Колло и его спутникам повезло: их русские собутыльники больше интересовались дармовой выпивкой, чем имперскими секретами. Поэтому они напились раньше гостей, и обрадованные дипломаты, понимая, что еще чуть-чуть, и настал бы предел их алкогольной прочности, побыстрее убрались из-за стола…

Да Колло пришлось постичь многие тонкости русской дипломатии: бесконечные пиры, поездки на охоту, поездки в великого князя и медовуха, медовуха, медовуха… Отказываться и не участвовать было нельзя, поскольку такие мероприятия давали шанс подобраться на пиру поближе к Василию III и завести разговор об императоре Максимилиане и нуждах «христианского мира». Которые могли бы иметь успех, если после доброй охоты и чарки медовухи у великого князя будет хорошее настроение. Правда, посол добился немногого. Василий III с любопытством интересовался у да Колло, понял ли иноземец, в чем величие и мощь России. Тот, пользуясь случаем, выторговал право на сбор информации о стране (любой дипломат всегда немножечко шпион), надо же понять, в чем источник величия… И ему разрешили посетить несколько городов и достопамятных мест, позволили встречаться и беседовать с любыми людьми, принимать и расспрашивать гостей. Правда, расспросы впрок не пошли. Да Колло смущенно пишет, что, несомненно, у него создалось впечатление мощи, но в чем именно она состоит и откуда проистекает — этого он бы не мог сказать.

Миссия да Колло тем не менее была результативнее многих аналогичных посольств. Он преуспел больше, чем Герберштейн: Василий III согласился на годичное перемирие с Великим княжеством Литовским. Он подтвердил верность принципам, изложенным в договоре с Максимилианом 1513 года, и всячески заверил послов в доброжелательном отношении к империи.

Как водится, самые главные слова были сказаны да Колло на ухо в самый последний момент. 4 января 1519 года, уже в день отъезда из Москвы, послам на память о великом князе вручили позолоченные и серебряные вазы (в дополнение к полученным ранее подаркам: кафтанам, расшитым золотом, на соболиной подкладке, шкуркам соболя, горностая и барсука, лошадям, саням, рыбам, меду и деньгам). Когда венецианец уже садился в седло, Василий III шепнул ему на ухо, что он готов передать литовский вопрос на рассмотрение Максимилиану и поддержит его решения.

Что Василий III имел в виду — неизвестно. Ведь не возврат же Смоленска… Узнать это невозможно: пока окрыленный надеждами да Колло возвращался домой, 22 января 1519 года в Вельсе умер император Максимилиан. Смерть монарха в средневековье означала необходимость подтверждения или пересмотра всех ранее достигнутых договоренностей. Все надо было начинать сначала.

Выпавшее из рук да Колло знамя подхватил уже знакомый нам прусский дипломат Дитрих Шомберг. В марте 1519 года, в свой третий визит в Россию, он привез очередные щедрые предложения римского папы: если Русь примет католическую унию, то всем русским купцам будет предоставлена свобода торговли по всей Европе, русская митрополия станет отдельной патриархией (под эгидой папы, естественно), русский государь будет коронован из рук папы и станет монархом «христианского мира», а после этого, конечно, его армия просто будет обязана принять участие в священной борьбе против мусульман. Шомберга, как обычно, вежливо выслушали, сочувственно покивали и отправили домой с крайне туманными ответами.

В ноябре 1519 года Лев X отправил на Русь своего легата Захарию Феррери. Речь опять шла о принятии католичества и вступлении в антимусульманский союз в обмен на пожалование Василию III королевского титула. Но Феррери до Москвы не доехал — его задержал польский король Сигизмунд I, с неудовольствием взиравший на дипломатические маневры Рима вокруг московских «варваров-схизматиков». Зато в конце 1519 года с письмом от папы до Василия III добрался другой итальянец — генуэзец Паоло Чентурионе. Он прекрасно провел время в России, пользуясь тем радушным приемом, который описывал да Колло, и уехал очень довольный, с благожелательным, но ни к чему не обязывающим письмом Василия III римскому папе и выпрошенной лично для себя привилегией на торговлю на Балтике.