Татьяна Бобровникова - Цицерон

Тут встает один очень интересный вопрос. В чем заключаются муки грешников, для человечества не составляет загадки. Мы прекрасно представляем их себе по аналогии с нашими лагерями и застенками. Но, по выражению Лермонтова, «нам небесное счастье темно». Каково будет то блаженство, которое вознаградит праведника за все страдания земной юдоли? Это каждый представляет в соответствии со своими вкусами и фантазией. У мусульман, например, праведные попадают в роскошные сады с пальмами и гранатами, где нет ни палящего солнца, ни мороза и царит густая тень. Там текут реки из вина, меда и молока, которое никогда не скисает. Избранники Аллаха лежат на ложах с парчовыми подкладками и зелеными подушками; на них зеленые одеяния из сундуса и парчи и ожерелья из серебра. Им прислуживают вечно юные отроки, «подобные рассыпанному жемчугу». Они обходят пирующих с чашами и кубками из хрусталя. Вино имеет вкус имбиря, и от него никогда не болит голова. Обитатели райского сада едят плоды и птичье мясо. А вокруг них гурии, «черноокие, большеглазые, подобные жемчугу», «которых не коснулся еще ни человек, ни джинн». Они вечно остаются девственницами, хотя ежедневно услаждают праведников. «Поистине, — восклицает пророк, обращаясь к мусульманам, — это для вас награда, и усердие ваше отблагодарено!» (Коран, 56: 11–37(38); 47: 15(16)-17; 76: 11–22; 55: 46–78; пер. И. Ю. Крачковского ) {57} .

А у скандинавов павшие на поле боя герои попадали в Вальгаллу, чертоги Одина. Жизнь их совсем не похожа на жизнь мусульманских святых. «Всякий день, лишь встанут, облекаются они в доспех и, выйдя из палат, бьются и сражаются друг с другом насмерть. В том их забава. А как подходит время к завтраку, они идут обратно в Вальгаллу и садятся пировать» вместе с самим Одином. Едят они всегда одно и то же — мясо вепря по имени Сэхримнир. Каждый день его варят, а к вечеру он снова воскресает. Мясо они запивают пивом {58} . И эти боевые утехи для них — самое сладостное наслаждение.

А в чем же заключается блаженство праведников согласно Цицерону? Они внимают музыке сфер, заключающей в себе тайны мироздания. Ведь вся земная поэзия, музыка, науки — это лишь ее отголоски. Они беседуют с прекрасными и мудрыми звездами и постигают планы Бога. Это еще яснее сказано в написанном несколько лет спустя диалоге «Тускуланские беседы». Сбросив земные оковы, душа летит ввысь, подобно птице, и возносится на небо. Там, освободившись от всяких мелочных забот повседневной жизни, она всецело отдается познанию мира. Ибо «от самой природы заронена в наши умы некая ненасытная жажда истины». А при виде дивно прекрасных мест, куда попадет душа, в ней зажжется неугасимая жажда познания. Ведь именно красота окружающего мира еще здесь, на земле, пробудила в нас страсть к знаниям. Нас поражает вид морских заливов или ревущего океана. «Каково же должно быть зрелище, когда предстанет нам вся земля с ее положением, видом, очертаниями?» Ведь видим и слышим мы не глазами и не ушами. Часто бывает, что, глубоко задумавшись, мы не видим и не слышим того, что перед нами. Между тем наши глаза и уши вполне здоровы. Дело в том, что это лишь окна, через которые созерцает мир наша душа. Но окна эти часто замутнены. Какое же дивное зрелище откроется душе, когда между ней и вселенной не будет этих тусклых окон! (Тих., I 44–48).

Итак, не наслаждения, не битвы, а познание истины будет наградою праведникам на небе. Поистине удивительная мысль! Но я думаю, их жизнь еще интереснее.

«Сон Сципиона» завершает собой диалог «Государство». Начинается трактат рассуждениями о земной общине людей, связанных правом. Главное для членов этой общины — чувство долга. Заканчивается же он рассказом об общине небесной, о сонме праведных, обитающих у Млечного Пути. И эти две общины связаны. Охранители общины земной спускаются на землю из общины небесной. Выполнив свое дело, они возвращаются на небо. Далее. Главная обязанность людей земной общины — это беречь землю. Напрашивается вывод: а не должны ли граждане небесной общины оберегать небо и помогать богам в управлении Вселенной? Думаю, что это именно так и, вероятно, об этом прямо было сказано в недошедших частях «Сна Сципиона». Именно так понял Цицерона Данте, который поместил своих праведников на светила, которые они вращают.

Я вижу подтверждение тому в следующем. Примерно в то же время, как был задуман диалог «О государстве», Цицерон произносит, а потом издает речь в защиту Сестия [99]. Многие пассажи в этой речи перекликаются с «Государством», совпадения иногда почти дословны {59} . Поэтому отрывки из речи в защиту Сестия, говорящие о душе, можно рассматривать как первый вариант Сципионова видения. И вот в этой речи Цицерон говорит, что те, кто идет трудной тропой добродетели, должны избрать для себя образцами Сципионов, Эмилиев — то есть как раз героев «Сна Сципиона» — и других великих римских героев. «Я уверен, что они находятся в числе богов и в их совете (immortalium coetu ас numero)» (Sest., 143 ; курсив мой. — Т. Б.). В совете богов — значит они действительно участники замыслов Творца и его помощники в управлении вселенной. Таким образом, небесная обитель Цицерона — это рай поэтов, ученых и тех, кто отдал жизнь служению государству. Наградой им служат сами добрые и прекрасные поступки, познание высшей истины и высшей красоты и участие в планах Творца.

Но какова же судьба грешников? Тех, кто не достоин того, чтобы войти в собрание небожителей? Ведь картина райского блаженства всегда дополняется страшными описаниями адских мук. У Платона, которого так любил Цицерон, жребий грешников был суров. Вот как описываются их муки. «Люди с огненным обличьем» бросились на них, «связали по рукам и по ногам, накинули им петлю на шею, повалили наземь, содрали с них кожу и поволокли по бездорожью, по вонзающимся колючкам» (Plato. De re риbl, 615 D — E). Эти огненные люди настолько напоминают чертей, что невольно перед нашими глазами встают иллюстрации Доре к Дантовому «Аду».

У Вергилия Эней попадает в потусторонний мир. Он видит Элизиум, где пребывают души праведных, видит и ад, где томятся злодеи. «Слева под утесом он увидал крепость, окруженную тройной стеной. Стремительный Флегетон обнимает ее бурными огненными потоками… Напротив ворота с колоннами из цельного адаманта; мощь их не одолеть ни человеку, ни даже небожителю во всеоружии. До неба вздымается железная башня; день и ночь, не зная сна, стережет вход Тисифона [100]в подпоясанном плаще, мокром от крови. Оттуда слышатся стоны и свист свирепых бичей, лязг железа и звон оков» (Verg. Aen., VI, 548–558). Современник Цицерона поэт Лукреций говорит, что его соотечественников мучит страх перед загробным наказанием, которое ожидает душу, когда она спустится «к пустынным озерам сумрачного Орка». Этот страх, по его словам, «мутит человеческую жизнь до самого дна, застилая все смертной тьмой и не оставляя ни одной светлой и чистой радости». Вот почему, говорит он, особенно богатые приношения в храмы делают разбойники: они надеются купить себе прощение у неба ( Lucr., I, 110–115; III, 37–40; 90–93).