Михаил Одинцов - Преодоление

- Подожди чуток, - капитан открутил пробку фляги и стал лить содержимое в солдатскую кружку, - на вот, держи. Согреешься и крепче спать будешь.

Иван взял кружку. Понюхал.

- Ты не нюхай, а пей. Мне нельзя, дежурство, а ты - гость.

Сохатый попробовал налитое, но крепости не почувствовал, запах какой-то необычный, да и вкус непонятный.

Посмотрел на капитана. Засмеялись оба.

- Пей, пей! Мы раньше пробовали. Ничего.

Выпил и навалился на капусту и картошку. Ел молча. Командир батальона делал вид, что не замечает его торопливости изголодавшегося человека.

По телу Сохатого разливалась горячая волна, голову кружило. Захотелось спать.

...Ему помогли вылезти из-за стола со словами:

- Ложись. Утро вечера мудренее.

Он лег навзничь и сразу провалился в полную тишину и темень.

Непредвиденное

Раннее туманное утро. Затишье.

Эскадрилья капитана Сохатого ждала приказа на боевой вылет. Ожидание тоже работа: внутренняя напряженность, психологическая готовность к немедленным активным действиям.

Впереди длинный весенний день. И обязанность командира в том, чтобы не только подготовить своих подчиненных к предстоящему бою, но и не дать им устать от кажущегося безделья. Каждый - и немало повоевавший летчик, и совсем молодой пилот - живет мыслью: "Когда и куда?" И от того, насколько человек может подавить в себе ощущение надвигающейся опасности, зависит способность сохранить в себе силы для полета. Нужно суметь заставить себя поверить в победу. Еще не взлетев на задание, превозмочь сомнения, преодолеть самого себя.

Все тревоги, которыми сейчас живут на КП летчики, Сохатому близки и понятны. Но Ивану легче - у него за плечами более чем двухлетний боевой опыт, война научила многому. Капитан прошел через безрассудную смелость неопытности в сорок первом, познал госпитальную жизнь, горечь потерь... Бравада давно сменилась у него спокойной расчетливостью, в бою он стремится теперь прежде всего понять - кто против него, правильно оценить силы противника, предугадать его действия хотя бы на несколько ходов вперед.

Пилоты наносят на полетные карты линию фронта и прокладывают курсы на опорные, наиболее характерные ориентиры в районе возможных целей, а Сохатый незаметно изучает подчиненных. Ему хочется понять настроение каждого, понять, на что любой из них сейчас способен: как летчик - в борьбе с врагом и как человек - в преодолении собственных слабостей. Сохатый знал, что пытливый взгляд, направленный на человека, всегда раздражает и сковывает, поэтому старался рассматривать молодые лица, склоненные над рабочими столами, как бы между прочим. Пока это удавалось: никто его взгляда не почувствовал, все непринужденно занимались своими делами.

"Хорошие парни, дисциплинированные пилоты, - думал Сохатый. - Смело идут на любое опасное задание, хотя за плечами у каждого лишь полупустой рюкзак жизненного и боевого опыта. В свои неполные двадцать три года я среди них выгляжу патриархом, встречающим четвертое военное лето... Да, сложно нам прожить длинную жизнь и набирать фронтовую выслугу лет, взрослеть в огне и получать награды".

Сохатый еще раз окинул взглядом летчиков.

"Печальная истина: всего несколько человек кроме меня входят во второй фронтовой год. Отрадно только одно: самое трудное, видимо, уже позади, и пилотские жизни после Курской битвы и Днепра стали заметно удлиняться. Но кто знает, как для любого из нас может сложиться очередной боевой вылет, даже начавшийся, казалось бы, в самой простой обстановке..."

На командирском столике тренькнул телефон. Звонок стрельнул по нервам присутствующих - враз оборвал сдержанные разговоры, заставил всех повернуться к командиру. На лицах - ожидание и любопытство. Летчики знают, что по пустякам на КП дежурной эскадрильи не звонят, и поэтому с нетерпением ждут, что же будет дальше.

Под перекрестными взглядами Сохатый не торопится взять трубку: спешка - признак нервозности, а секунды сейчас ничего не решают. Он долго приучал себя к такой сдержанности, так как за годы войны убедился: подчиненные должны постоянно видеть и чувствовать спокойствие своего командира. Его неторопливость в действиях и разговоре, ровный голос для нервного пилота что холодный компресс на ушибленное место. И вот сейчас, оттягивая на секунды взятие трубки, он знал, что если кто-то выбит из равновесия последними неудачами, то его, Ивана, невозмутимость действует успокаивающе.

- Капитан Сохатый у телефона. Понял вас, командир: вылета на задание пока нет, звонок по другому поводу.

Иван намеренно повторял слышимые им слова, говорил громко, чтобы слышали летчики, и наблюдал: интерес к его разговору на КП пропал, скованность у пилотов исчезла.

И все же телефонный звонок посылал Ивана в полет. Только это было самое обыденное задание, не связанное с какими-то сложностями. Для него, пилота, воздух давно стал привычной дорогой, а сам полет на самолете По-2 с юности освоенным способом передвижения. Перелет на этой машине вызвал у него, наверное, не большую озабоченность, чем у любого горожанина поручение жены: выйти из дома в магазин через дорогу и купить там пачку соли к обеду.

- Гудимов, Безуглый, подойдите ко мне!

И когда те подошли, Сохатый распорядился:

- Гудимов, я улетаю с лейтенантом Безуглым в политотдел дивизии. Вы остаетесь за меня. Дежурство с нас не снимается. В случае чего, на боевое задание пойдешь без меня шестью экипажами.

- Понял, мой капитан! - заместитель доброжелательно улыбался.

Комэск принял его и шутливый, и уважительный ответ. Сохатый почувствовал, что заместитель доволен представляющейся ему возможностью слетать на задание во главе группы, рад, что сможет еще раз проверить свою зрелость, испытать в бою свои тактические хитрости и задумки.

- А тебя, Безуглый, после возвращения будем поздравлять с приемом в партию. Когда прилетим, может быть, покажешь комсомольцам свой партийный билет и что-нибудь скажешь по поводу данного события.

- Я, командир, заранее прошу вне очереди послать на боевое задание.

- Что ж, ты прав, коммунист проверяется в бою. Когда-нибудь ты скажешь детям или внукам, что стал коммунистом в годы войны. Я вот, например, горжусь, что вступил в партию под Сталинградом.

* * *

Весеннее солнце растопило туманную утреннюю серость, и под его теплом поле аэродрома, оттаивая, парило голубоватым дымком, блестело через травку влажным черноземом.

Прищурившись от бьющего в глаза света, Иван посмотрел в низину, где прятался их полковой "везделет": там ли механик? Трудяга был на месте. И Сохатый подумал, что, когда бы он ни приходил к По-2, всегда рядом со своей зелененькой пташкой находился ее хозяин - механик, будто и не уходил от нее никогда.