Александр Авдеенко - Следопыт

Мог ли я, пишущий историю солдатской жизни Смолина, историю его пограничных подвигов, пройти мимо чрезвычайно важного для себя открытия? Разумеется, нет. Если бы я рассказал о Смолине только как о следопыте, я бы невольно обеднил его характер, личность и душевный мир. Пусть же его письма, эти маленькие исповеди, вехи времени и свидетельства современника, встанут в ряд с повествовательными главами.

Извиняй, брат, за то, что долго не посылал о себе весточки. Не до писем мне было. Перебирался на другую «квартиру». Так что не пиши мне больше туда, где я был. Моя крыша теперь чисто зеленого цвета. Понял! Да, брат, да, попал в пограничники! Мои командиры почему-то решили, что я природный собачник, и сделали ценя вожатым здешнего собачьего народа. Представляешь, какой я вожатый? Хорошо еще, что обученных собак на заставе сейчас нет. Вот здорово оскандалился бы.

Сам не знаю, когда и как я ввел в заблуждение фронтовое начальство, а попросту говоря — невольно обманул. Надо было мне твердо и ясно сказать, что не имею никаких талантов на вожатого, инструктора службы собак. Но я почему-то постеснялся говорить. Командиры меня нахваливали, а я молчал и глупо улыбался.

Вроде бы соглашался с ними! Ох, эта моя улыбка, будь она неладна! Уже который раз она подводит меня. Не хочу, а улыбаюсь.

Каким был маленьким, так и теперь остался. Не избавлюсь, видно, до конца жизни от того, чем наделили меня дорогие родители.

Вот такие пироги, дружище. Живу я там же, где и служу. Место моей новой службы называется заставой. Казарма с канцелярией, с кухней и складом, офицерский домик, закуток для старшины, питомник для собак — вот и все наши постройки. А слева и справа от нас, в горы и в долы тянется государственная граница, Представляешь? И мы охраняем ее днем и ночью, в мороз, в пургу, во всякую погоду. Все ребята несут службу уверенно, бодро. Один я чувствую себя здесь как теленок на льду. Но виду, конечно, не подаю. Держу голову как все прочие. Скорее бы прислали обученных собак.

Больше писать не о чем. Будь здоров, Привет всем землякам.

Через несколько дней после моего прибытия в Рава-Русскую, к нам пришла пожилая женщина и заявила, что у нее есть немецкая овчарка по кличке Джек и что она хочет отдать ее пограничникам. Нам нужны были не вообще овчарки, а дрессированные: розыскные, сторожевые или, на худой случай, караульные. Молодняка у нас было достаточно.

— Мамаша, ваш Джек обучен? — без всякого энтузиазма спросил Николаев.

— Точно не знаю, сынок. Умный, все понимает. Ваш он, пограничного рода.

— Пограничного рода? А почему вы так думаете, мамаша?

— Джек попал ко мне в первые дни войны. Оставил его какой-то пограничник. Миша. Фамилии не знаю. Он был ранен в ногу, хромал. Миша попросил сохранить собачку до его возвращения. Я согласилась. Всю войну не выпускала со двора, прятала от немцев в сарае и в доме. Трудно было пропитать громадную собаку. От себя отрывала.

Услышав такое, мы с лейтенантом Николаевым радостно переглянулись и почти в один голос попросили женщину поскорее вести нас к Джеку.

Пришли. Смотрим.

Джек подпустил к себе Николаева вплотную, мирно обнюхал. Мной почему-то вовсе не заинтересовался. Собака действительно хорошая. Даже я это понимал. Рослая. Широкогрудая. Поджарая. Шерсть длинная, желтовато-серого цвета. Сложение отменное: крепкое, суховатое, в меру вытянутое туловище. Голова светлой окраски, крупная, массивная, соразмерная. Клинообразная морда веселая, как у годовалого щенка. Коричневые глаза большие, открытые, блестящие, живые, ясные. Челюсти крепкие, сильные, белозубые, без малейшего изъяна. Мускулатура сухая, хорошо развитая. На высокой могучей холке дыбится золотисто-йодистое ожерелье длинной шерсти. На крепкой, прямой и широкой спине лежит ремнем узкая коричневая полоса. Небольшие, но и не маленькие уши, широкие в основании и узкие вверху, стоят как жестяные флажки. Круп идеально округлый, с заметным покатом вниз, в сторону хвоста. Хвост длинный, пружинистый, равномерно пушистый. Ни одного нежелательного для чистой породы белого пятнышка на лапах, груди и морде. Не собака, а картинка. Засмотрелись мы на Джека. Лейтенант Николаев измерил складным сантиметром высоту собаки в холке.

— Шестьдесят восемь! — шумно обрадовался он. — На целых пять сантиметров выше нормы.

Все, кажется, ясно, собаку надо брать. Но лейтенант все ходит вокруг, вглядывается и так и сяк и этак, ищет какие-то изъяны. Наконец вздыхает, смотрит на меня и говорит:

— Цены не было бы Джеку, если бы встретил он нас, оскалив пасть. Добряк! Видишь, как хвостом виляет.

Хозяйке стало обидно за Джека.

— Зачем же ему скалиться на вас, товарищ лейтенант? Слава богу, не фашист, а свой человек да еще пограничник! Помнит он свою службу на границе.

— Вы думаете?

— Уверена. Вообще-то он очень злой. Чуткий. Послушный.

— Проверим!.. Сидеть, Джек! — скомандовал Николаев и слегка нажал на круп собаки.

Овчарка неуверенно и не сразу сделала то, что от нее потребовали. Сидела у ноги лейтенанта и облизывалась.

Николаев щелкнул пальцами и подал новую команду.

— Голос! Голос! Голос!

После трехкратного приказания собака залаяла, но не очень энергично и охотно.

— Навыки дрессировки приглушены, — сказал лейтенант. — Ничего, восстановим. Берем, мамаша, на службу вашего Джека. Приходите завтра и получите деньги. Такие собаки дорого стоят.

— Что ты, сынок? Как не стыдно такие слова говорить? Да разве я ради денег сберегала? Так берите.

— Ну что ж, возьмем и так. Очень мы в нем нуждаемся. Большое вам спасибо. Пошли, Джек!

— Постойте, товарищи! Дайте мне попрощаться с ним.

Она нагнулась, поцеловала собаку в черный нос.

— Будь здоров, псина! Служи верой и правдой. Теперь иди!

И он пошел. Чудеса! Других людей, кроме хозяйки, не подпускал к себе, а с лейтенантом пошел сразу, без всякого сопротивления. Резво бежал рядом, у левой ноги, и не оглянулся на дом, где прожил три года.

Может быть, и в самом деле он все еще помнит запах границы, пограничников? Может быть, оттого и ласков с лейтенантом? Но если так, почему же он равнодушен ко мне? Я тоже в зеленой фуражке. Не вызвал симпатии?

Знаю, не в ладу с наукой мои слова. И все-таки я от них не отказываюсь. Более четверти века дружу с собачьим народом. Прошла через мои руки не одна дюжина розыскных овчарок. Прочитал все, что написали о собаках знаменитые русские ученые: Иностранцев, Анучин, Богданов, Браунер, Боголюбский, Смирнов. Ценю их работы, учился по ним и теперь учусь. Но в то же время в характере собак, в их поведении я подмечал и кое-что такое, о чем не говорится в учебниках и что нельзя объяснить только условным и безусловным рефлексом и физиологией. Я, кажется, опять немного отвлекся.