Александр Авдеенко - Следопыт

При слове «фюрер» Аргон насторожился и вопросительно посмотрел на Смолина, но тот молчал.

— Фашисты моего дедушку убили на границе. Двадцать второго июня тысяча девятьсот сорок первого года. Теперь там памятник стоит. Я видел. Мы с мамой летом ездили к бабушке. И еще поедем. Дядя Смолин, почему Аргон не показывает, как выступал Гитлер? Скажите ему.

— Раздумал. В другой раз покажет.

— А сейчас можно?

— Ну, хорошо. Внимание, Аргон! Покажи, пожалуйста, как бесновался на трибуне фюрер. Фюрер! — властно повторил Смолин. — Фюрер!

Собака запрыгала на задних лапах и отрывисто, грубо залаяла.

Малыш залился смехом.

— А что еще он умеет делать?

— Плавать. Лазать по деревьям. Собирать оружие на поле боя. Вытаскивать раненых. Предупреждать пожар.

— Пожар?.. Как это?

— Почует дым и гарь — и со всех ног, с бешеным лаем несется к дежурному по заставе. И водолазом он может быть.

— Водолазом?..

— Ну. Надеваю ему на голову резиновую шапочку, чтобы уши не залило, и он ныряет. Все что хочешь найдет под водой. Вот пойдем с тобой купаться, так сам увидишь, какой он отличный водолаз. Внимание, Аргон. Слушай! Где сейчас бандеровцы? Бан-де-ровцы!

Собака стала неистово рыть землю и лаять.

— Понятно, Аргон. В схроне. Спасибо. Хорошо! Ну, а теперь марш на место.

Аргон даже повиноваться умел жизнерадостно: взвизгнул, лизнул Смолина и маленького Сашу и убежал за решетку.

— Дядя Саша, куда мы теперь идем? — допытывался Саша. — На озеро, да? Купаться?

— Нет, туда без спроса нельзя. Давай беги к папе и проси разрешения.

Мальчик убежал. Через мгновение выскочил из зеленого домика с ликующими воплями:

— Разрешил! Разрешил!! Разрешил!!!

На выходе со двора заставы Смолина и Сашу перехватил капитан Крыленко.

— Постойте, старшина! Вместе с вами прогуляются на Овальное Слюсаренко и Шорников. Те самые. Познакомитесь друг с другом и местностью. Искупайтесь. А ночью, сегодняшней ночью, пойдете в наряд.

— Хорошая мысль, товарищ капитан! Выговоримся среди дня, а ночью в дозоре будем молчать.

Из казармы скорым шагом вышли два парня, высоченные, плечистые, загорелые, в спортивных майках, в кедах, в тренировочных шароварах, с полотенцами в руках. Улыбаются и с превеликим любопытством вглядываются в знаменитого следопыта. Задолго до того, как попали на границу, еще в школе читали о нем на страницах «Пионерской правды» роман с продолжением.

Сразу как только спустились сумерки и над северным склоном гор зажглась первая зелено-серебристая звезда, усиленный наряд пограничников во главе со Смолиным залег в яме, вырытой семейством диких кабанов, — между отдельно стоящим дубом и берегом Овального озера, на пути предполагаемого движения нарушителей.

В эту ночь ничего не случилось. Даже звери не беспокоили. С вечера до рассвета было тихо. И вторая ночь была пустая и третья. И шестая.

И вот наступила седьмая. Все было как и прежде. Наряд занял свои позиции с вечера. Небо сияло звездами. Сдержанно шумели вершинами буки-великаны. Гремела в каменистом ложе речушка, впадающая в озеро. В прибрежных зарослях время от времени подавали голос непуганые кряквы — охота на границе категорически запрещена. Карпатские горы, черные, бесформенные, подпирали светлое небо позади, справа и слева. Пахло разогретой хвоей. На сопредельной стороне, в лесу, надрывалась выпь. Травы поблескивали первой росой. С той стороны, где была застава, из-за ближайшей горы доносились слабые, еле слышимые звуки музыки.

Шорников, лежавший справа от Смолина, беспокойно пошевелился в своем гнезде и, судя по голосу, улыбнулся.

— Это Люба не спит. Концерт из Львова слушает.

Он, видимо, хотел еще что-то сказать, но его не поддержали. Смолин и Слюсаренко молчали, не двигались.

— Чует мое сердце, и сегодня вхолостую просидим. Засекли нас лазутчики. Или другой маршрут облюбовали.

Ему опять не ответили. Слюсаренко умолк и молчал добрых пятнадцать минут.

Выпь перелетела в другое место. Теперь ее жуткое завывание — смесь истерического хохота и душераздирающих слезных воплей — слышалось на той узкой стороне озера, откуда обрушивается водопад в глубокое ущелье. Это совсем близко от границы, метров сто. Смолин мысленно проложил прямую линию от ночной птицы к себе и дальше и подумал: не условный ли это сигнал? Бывало и такое. Лазутчики иногда ловко подражают птицам.

С этого момента Смолиным овладело беспокойство. Он смотрел в наш тыл, на буковую рощу, на темное устье речушки, на густой кустарник и ждал отклика на голос выпи с той стороны.

Ребята поняли, что он не зря насторожился. И тоже во все глаза вглядывались в темноту, крепче сжимали автоматы.

Но в роще было тихо. Высокий ветер лениво перебегал с вершины на вершину. Отчетливо выделялись серые стволы на фоне гор и неба. Никого там нет. Подумав так, Смолин отвернулся. Но Аргон заставил его снова повернуться лицом к тылу. Подался вперед, натянул поводок и напряженно слушал. Нет, все-таки там кто-то есть, решил Смолин. Зверь? Человек? Свой, поверяющий, или чужой?

Смолин крепко сжал руки напарников. Излишняя предосторожность. Слюсаренко и Шорников и без того затаили дыхание.

Аргон глухо, не раскрывая пасти, зарычал. И сейчас же Смолин услышал осторожные шаги. Шел человек. По сырой траве, по сухим листьям, по валежнику, по твердой земле. Идет. Остановится. Выждет. Послушает. И дальше двигается. Опять замрет.

Смолин бесшумно, точным, сотни раз выверенным движением вытащил из чехла заряженную ракетницу и, держа ее впереди себя, не отрывал глаз от горного лесного склона, по которому пробирался неизвестный. Его еще не было видно среди деревьев. Слился с ночью. Но шаги, как ни были осторожны, выдавали его. Идет довольно уверенно. Хорошо знает, куда опускает ногу.

Он стал виден, когда приблизился чуть ли не вплотную. Здоровенный. Короткополая шляпа. Какая-то длиннющая хламида: не то пальто, не то пыльник, не то поповская ряса. Остановился, вскрикнул ночной птицей, присел на корточки и замер. Вызывает сообщников. Путь, мол, свободен.

Давайте, голубчики, спешите, торопитесь! Здесь ждут вас седьмую ночь.

По следу, проложенному первым нарушителем, вышли еще трое. Малорослые, щуплые. Ходоки так себе. Идут, волоча по земле ноги, часто спотыкаются. Не умеют тихо припечатать землю. Видно, первый раз сунулись на границу. И без особой подготовки. Странно. Неужели новички? Вот тебе и важная операция.

Как только нарушители соединились и пошли дальше к границе, Смолин во всю силу своего голоса гаркнул:

— Стой! Кто идет?

Все четверо замерли. Молчат. Никто не двинулся ни вперед, ни назад. Новички! Сомнений быть не может. Значит, дело будет не канительное и кончится быстро.