Станислав Зарницкий - Боттичелли

Почти год он не заходил в свою мастерскую, и вот он снова здесь. Открыты ставни, пыль покрывает начатые и не законченные когда-то доски, краски засохли, пауки сосредоточенно ткут паутину по углам — картина полного запустения там, где когда-то кипела работа, раздавались шутки и смех. Нет учеников — мастерство живописца в нынешней Флоренции не в почете. И вот освобождено место для работы, кое-как убран мусор, выброшены банки и склянки с засохшими красками, растираются новые. Кисти сами просятся в руки, но, начав картину, он лишний раз убедился, как вредно было бросать работу. Руки не слушались, в голове царила путаница, такой ясный, казалось бы, сюжет не находил своего воплощения.

Впервые случилось с ним то, чего не бывало раньше: ему, некогда писавшему сразу, «из головы», пришлось испортить несколько досок, чтобы в конце концов получилось то, что мало-мальски удовлетворило его. Поэтому некогда существовало несколько вариантов «Святого Иеронима». Оставшийся анонимным современник, видевший эти картины, назвал их «странными». Возможно, он сравнивал их с прежними работами Сандро. В этом случае они действительно могли показаться странными, ибо, стремясь к простоте, Сандро изгнал с полотна все, что можно было бы расценить как «предметы тщеславия». Действие, если так можно назвать застывшие, как изваяния, фигуры, разворачивается в сплетенной из тростника хижине, где стоит лишь ложе, прикрытое овчиной. Над ним распятие и три пальмовых ветви — символы Христа и вечной жизни. Простоты Сандро достиг, но вот превратить убогое в прекрасное ему не удалось, а ведь он стремился именно к этому. Иероним, творящий молитву, подчеркнуто некрасив — фигура его непропорциональна, лысая голова непомерно велика, божественной красоты молящегося человека, о которой говорил фра Джироламо, нет и в помине. Остался ли заказчик доволен, неизвестно, но претензий к этой картине никто не предъявлял.

«Чудо», совершенное Савонаролой, подняло его несколько пошатнувшийся авторитет, и флорентийцы радостно восприняли его отказ последовать очередному требованию папы — покинуть Флоренцию и обосноваться в каком-нибудь монастыре. Но это не значило, что число противников фра Джироламо уменьшилось. Прежде всего против него копили злобу «жирные» — зажиточные граждане; среди членов Большого совета росло число тех, кто стремился избавиться от новой тирании.

Александр, потерпев неудачу в попытках заткнуть рот неистовому проповеднику, этому, по его выражению, «чересчур болтливому монаху», сделал ставку на флорентийскую Синьорию, чтобы ее руками расправиться с Савонаролой. Очередная смена ее состава вселяла в папу некоторые надежды, однако гонфалоньером стал Франческо Валори — сторонник фра Джироламо и один из организаторов штурма дворца Медичи. Свою деятельность он начал с того, что добился изгнания из Флоренции монахов-францисканцев, упорных противников доминиканца Савонаролы. Он заявил, что город и впредь будет следовать избранным путем: смирение, порядочность и справедливость для всех без исключения. Опираясь на поддержку властей, Савонарола решил устроить грандиозное зрелище — всеобщее покаяние и молебствие об отпущении грехов. Флоренция должна была избавиться от прежней скверны и вступить в царство Божие.

Все это масштабное предприятие было назначено на время карнавала, и весь период после Рождества 1496 года был посвящен подготовке к нему. Время было выбрано не случайно: именно карнавал во Флоренции отличался наибольшей распущенностью, прославлением Бахуса и Венеры, обжорством и пьяными оргиями. В ночь на вторник на площади Синьории обычно сооружались огромные костры из ненужной рухляди, вокруг которых всю ночь напролет плясали и пели горожане. Это веселье обычно кончалось пьяными побоищами, в которых многие, в основном молодые люди, получали не только синяки и шишки, но и более серьезные увечья. В предыдущий карнавал противники Савонаролы пытались восстановить эту традицию, но фра Джироламо удалось воспрепятствовать этому. Если уж народ так истосковался по зрелищам, то он получит их, но такие, которые не оскорбляют, а прославляют Бога! Костер будет, однако в нем будут гореть все еще остающиеся в городе предметы роскоши. Танцы тоже будут, но это будут благочестивые хороводы «ангелов в белых одеждах». Будут и песни, прославляющие Господа, и сам Савонарола сочинил для этого соответствующие канцоны.

Симоне теперь целыми днями пропадал в городе вместе с другими «плаксами». У него неожиданно появилась масса дел: именно они должны были убедить горожан в необходимости всенародного покаяния и очищения от грехов. Он возвращался поздно вечером, почти перед самым закрытием городских ворот, нередко в синяках и злой, будто сам дьявол, ибо похоже было, что не все горожане готовы признать греховность своей прежней жизни — а ведь покаяние должно быть именно всеобщим. «Плаксы» обходили все без исключения дома и без лишних объяснений забирали оттуда карты, игральные кости, парики, карнавальные костюмы, косметику, шахматы, мячи, музыкальные инструменты, маски, щипцы для завивки волос, броши, зеркала, картины, скульптуры, книги и все остальное, что, на их взгляд, можно было отнести к «предметам тщеславия». Все это под пение молитв они стаскивали на площадь Синьории и сваливали там в кучу.

Только теперь Сандро понял, куда так таинственно исчезли с его полок книги Боккаччо, Пульчи, Петрарки. Слава Богу, они хоть оставили нетронутым Данте! Он понимал, что очень скоро «плаксы» доберутся и до его мастерской. Странно, что они до сих пор не трогали его: ведь Симоне не раз намекал или говорил открыто, что в их среде его по-прежнему считают сторонником Медичи и не слишком ему доверяют. Они, безусловно, следят за ним. Зачем? Он ведь и сам готов ради спасения своей души добровольно отречься от всего, что ему было дорого в прошлом. Может быть, его ошибка в том, что он не говорит об этом вслух, но ведь Господу не нужны слова.

В некоторых домах «ангелов в белых одеждах», когда они требовали выдачи им «предметов тщеславия», встречали кулаками и палками. Пришлось придать им в помощь солдат городской стражи, которые охраняли блюстителей нравов и препровождали их обидчиков в тюрьму. Некоторые же, проникшись страхом перед небесной карой или земным судом, добровольно везли и тащили на площадь Синьории то, что, по их разумению, могло стать помехой для вхождения в рай. И Сандро решился последовать их примеру. Из тайников старого дома он извлек еще хранившиеся там после проведенной им чистки картины и рисунки, а также подаренные его прежними друзьями рукописи, которые теперь, безусловно, могли считаться греховными и которые могли доставить ему неприятности, когда он предстанет перед грозным небесным судьей.