Даниил Мельников - Двуликий адмирал

Таковы были хозяева Канариса.

Но палачи в фашистской Германии были разные. Такие, как Гитлер, Гиммлер, Геринг, которые делали все напоказ, бравировали своими преступлениями, открыто демонстрировали перед всем миром и свое безудержное стремление к мировому господству и свою патологическую жестокость. И другие, скрывавшие свои истинные намерения, творившие свои злодеяния в тиши, втайне, по возможности чужими руками. Канарис принадлежал к этому, второму, типу гитлеровских преступников. «Стиль» Гитлера и Геббельса, Гиммлера и Геринга его не устраивал. Он презирал и их хвастовство и их циничную откровенность. Фашистскую программу завоевания мирового господства, уничтожения целых народов и борьбы с демократией он пытался осуществить, что называется, «без шума», без громких демонстраций, другими методами. Адмирал всегда стремился остаться в тени, чего никак не скажешь о тех, чьи непосредственные приказы он выполнял.

В силу гитлеровской верхушки он не мог уверовать надолго. Шеф абвера раньше других чиновников фашистского рейха увидел, что «тысячелетнюю империю» провозгласили временщики. И он, как мы уже видели раньше, начал принимать свои меры, чтобы заблаговременно покинуть тонущий корабль гитлеровских шутов.

Но был ли Канарис действительно противником фашизма? Участвовал ли он в заговоре 20 июля 1944 года? До сих пор это является предметом дискуссий и ожесточенных споров на Западе.

Одни апологеты Канариса — влиятельные сотрудники абвера Лахузен, Райле, Леверкюн — утверждают, что их шеф был до конца верен фашистскому режиму и до самого ареста оказывал гигантские услуги гитлеровской империи.

Другие — Гизевиус, Абсхаген, Герлиц — рисуют адмирала чуть ли не как принципиального и последовательного противника Гитлера. В доказательство они приводят смерть Канариса от рук гестаповцев и его связи со многими участниками заговора 20 июля 1944 года.

Кто же прав?

На наш взгляд неправы ни те, ни другие . И это вполне можно доказать, если оставаться на почве реальных фактов.

Даже сторонники версии о том, что адмирал боролся против гитлеровского режима, признают: Канарис ни в каких акциях против Гитлера не участвовал . Он не был причастен к документам, составленным заговорщиками, не давал им советов, не помогал в осуществлении покушения на фюрера.

Но Канарис знал о планах и действиях заговорщиков. Более того, он закрывал глаза на то, что по крайней мере пять лет — с 1938 по 1943 год — в его «лисьей норе», за стеной его собственного кабинета, находился один из центров «военного сектора» заговора, т. е. заговора в армии. Руководил этим центром близкий помощник Канариса Остер. Вокруг него сплотилась группа представителей высшего офицерства гитлеровского вермахта. В лагере заговорщиков она стояла на крайне правом фланге и главной, ее целью был сговор с английской и американской реакцией, направленный против Советского Союза и всех демократических сил.

Таким образом, Канарис не только знал о заговоре, но молчаливо поддерживал определенную группу заговорщиков.

Знал, но не участвовал… Поддерживал, но не действовал. Симпатизировал, но отмежевывался… Знакомая тактика! Адмирал, как всегда, хитрил, лавировал, оставлял себе лазейку на случай неудачи.

Даже в день покушения, когда всем в окружении Канариса казалось, что Гитлер погиб, адмирал остался верен этой тактике. 20 июля 1944 года ему позвонил Штауффенберг. Он только что вернулся из ставки Гитлера, где ему удалось положить бомбу под стол в непосредственной близости от фюрера, и он слышал, как раздался взрыв. Разумеется, Штауффенберг был уверен, что Гитлер погиб, и с ликованием сообщил об этом адмиралу. И что же он услышал в ответ? С хорошо разыгранным возмущением адмирал произнес: «Да что вы говорите, Штауффенберг? В своем ли вы уме? Это все козни большевиков!»

Когда в гестапо уже после ареста адмиралу прокрутили пленку с записью этого разговора (Канарис, конечно, знал, что его разговоры записываются), на его лице промелькнуло нечто вроде улыбки. «Вот видите, — заметил он, — я ведь правильно тогда сказал. А вы хотите обвинить меня в участии в заговоре!»

Да, даже самым опытным гестаповцам, которым было поручено заняться делом Канариса, не удалось наскрести факты, уличающие адмирала в причастности к заговору. Один из заговорщиков, Фабиан фон Шлабрендорф, в своих мемуарах «Офицеры против Гитлера» впоследствии писал: «Даже из последних донесений Кальтенбруннера Гитлеру осенью 1944 года явствует, насколько гестапо сомневалось, на чьей стороне в действительности стоял Канарис».

Донесения, на которые ссылается Шлабрендорф, перед нами. Это толстый том «Секретные документы из бывшего ведомства безопасности». В нем собраны отчеты Кальтенбруннера начальнику канцелярии фюрера Мартину Борману о ходе допросов лиц, привлеченных по делу 20 июля 1944 года.

В этих отчетах имя Канариса встречается 72 раза. Об участии Канариса в заговоре были допрошены десятки подсудимых и свидетелей. Его самого допрашивали много раз. И тем не менее Кальтенбруннер, Борман и Гитлер не смогли получить доказательства виновности адмирала.

Канарис не только упорно отрицал вину перед фашистским режимом, он с поразительной ловкостью старался обернуть каждое обвинение в свою пользу, «переиграть» гестаповцев. Так, например, из показаний обвиняемых стало ясно, что в последние месяцы перед снятием его с поста начальника абвера Канарис стремился сосредоточить дивизию «Бранденбург» в пределах рейха. Это навело гестаповцев на мысль, что шеф разведки намеревался использовать своих головорезов против фашистской верхушки. Это обвинение Канарис ловко парировал, выдвинув контрверсию. Он, мол, хотел использовать дивизию «Бранденбург» против «внутренних беспорядков». На допросах Канарис неоднократно подчеркивал грозящую Германии опасность «внутренних волнений» в связи с концентрацией большого количества иностранных рабочих, ростом подпольного движения и активизацией деятельности немецкой компартии. Эти высказывания матерого антикоммуниста звучали довольно правдиво. Поди пойми, как в действительности намеревался Канарис использовать дивизию «Бранденбург»! Он, видимо, не погрешил против истины, утверждая, что хотел бросить ее в первую очередь против немецкого народа, «в защиту абвера».

Кальтенбруннер так ни разу и не решился назвать Канариса в своих донесениях агентом иностранных держав или заговорщиком. Самое большее, на что он имел основания, — это характеризовать адмирала как «Mitwisser’а» («тот, кто знал»). Даже фашистский трибунал и его пресловутый председатель кровавый палач Фрейслер затруднились бы вынести смертный приговор Канарису на основании столь шатких улик, зная тем более заслуги шефа абвера перед Гитлером.