Борис Кремнев - Моцарт

— Встреча с вами — истинное счастье для меня, — и пожал мне руку».

Но самым значительным событием явилось знакомство Вольфганга со знаменитой маннгеймской симфонической школой и превосходнейшим коллективом маннгеймской капеллы, считавшейся тогда лучшим симфоническим оркестром Европы. Невиданные чистота и слаженность исполнения, яркая красочность и щедрое богатство нюансов — от нежнейшего, словно дуновение майского ветерка, пианиссимо до мощных громовых раскатов фортиссимо, — могучие и динамические нарастания звучностей, изумительная певучесть струнной группы, чарующая красота звучания деревянных духовых, особенно кларнетов, — все это вызывало бурные восторги слушателей. Маннгеймский оркестр состоял из великолепных музыкантов, каждый оркестрант был первоклассным артистом. Недаром один из современников метко назвал маннгеймскую капеллу «армией, состоящей из одних генералов». Руководил оркестром замечательный дирижер и скрипач Христиан Каннабих.

Композиторы маннгеймской школы во главе с выдающимся чешским музыкантом Яном Стамицем (1717–1757), великим преобразователем инструментальной музыки, создателем немецкой симфонии, внесли значительный вклад в развитие мировой музыки. Они направили свои усилия на то, чтобы сделать симфонию самостоятельной. У итальянцев XVIII века она была еще всецело связана с оперой. Маннгеймцы создали новый тип инструментальной музыки — симфонию, произведение с глубоким идейным содержанием, широкой развернутой формой, тематически богатое, насыщенное драматическими конфликтами, полное ярких контрастов, экспрессии и патетики.

В симфониях Стамица и других маннгеймских композиторов широко звучат народно-песенные мелодии — немецкие, австрийские и особенно чешские. Мягкая напевность, задушевная лирика поэтичных славянских мелодий, знакомых Вольфгангу еще с детства, пленили его. Отзвуки славянских мотивов все чаще и чаще появляются в творениях Моцарта.

Немало ценного Вольфганг также почерпнул из общения и творческой дружбы с современными чешскими музыкантами. Он плодотворно использовал богатейший профессиональный опыт таких замечательных чешских композиторов, как Йозеф Мысливечек и Йиржи Бенда. Последнего он называл своим любимцем и подчеркивал в письме к отцу, что лучшие произведения Бенды «я так люблю, что вожу их с собой».

Симфонический стиль Яна Стамица и всей маннгеймской школы оказал большое влияние на развитие европейского симфонизма. Лучшие из их достижений впитал и Моцарт. Тесное общение и близкая дружба с Каннабихом, учеником и духовным сыном Стамица, многому научили его. Маннгейм как бы заново открыл перед ним новые, необозримые возможности оркестра, клавира, инструментальной музыки вообще. Вольфганг все чаще задумывается над тем, какой чудодейственной силой обладает музыкальное искусство. Размышления эти приводят его к чрезвычайно смелому выводу — он может одними лишь звуками со всей полнотой, во всем многообразии передать жизнь, нарисовать образ человека.

«Писать поэтично — не могу: я не поэт. Не могу распределить слова столь искусно, чтоб они создали свет и тени: я не живописец. Даже не могу жестами и пантомимой выразить свои чувства и мысли: я не танцор. Но все это я могу сделать с помощью звуков: я музыкант».

Это было воплощено им в жизнь.

Приехав в Маннгейм, Вольфганг подружился с Каннабихом и стал завсегдатаем в его доме. Он давал уроки музыки дочке Каннабиха, тринадцатилетней Розе. Эта красивая и умная, грациозно-изящная и мечтательно-задумчивая девушка настолько заинтересовала Вольфганга, что он написал для нее клавирную сонату.

В Розе Вольфганга увлекла сложность и причудливость характера ребенка, который вот-вот станет взрослым человеком, угловатость подростка, на глазах превращающегося в очаровательную девушку. Раскрыть этот характер в звуках и решил Вольфганг. Соната, написанная для Розы Каннабих, явилась ее музыкальным портретом. Недаром люди, знакомые с Розой, прослушав сонату, тотчас же узнали в ней черты девушки.

«На второй день по приезде сюда, — пишет Вольфганг, — я уже задумал первое аллегро сонаты, следовательно, видел мадемуазель Каннабих всего лишь один раз. Тогда же молодой Даннер спросил меня, каким я задумал анданте?

— Я хочу, чтобы оно полностью выражало характер мадемуазель Розы.

Когда я сыграл его, оно необыкновенно понравилось. Молодой Даннер потом говорил:

— Так и есть — она точно такая же, как анданте».

Возможности музыки неисчерпаемы. Развитие искусства бесконечно и безгранично. Всей практикой и всеми своими размышлениями приходит Вольфганг к этой мысли. Он, поздравляя отца с днем рождения, высказал ее изящно, в шутливой форме, но совершенно определенно: «Желаю вам стольких лет жизни, сколько понадобится для того, чтобы дожить до поры, когда в музыке уже больше ничего нового не придумаешь».

Без устали ищет Вольфганг это новое в искусстве и в поисках, в безостановочном движении черпает силы для борьбы со скаредной на радости жизнью. А жизнь в Маннгейме складывалась неважно. Немало времени провел Моцарт при дворе пфальцского курфюрста Карла Теодора, а твердого заработка все еще не было. Напрасно Анна Мария, целые дни просиживая в тесной комнатке захудалой гостиницы, по многу раз пересчитывала тающие, как снег, деньги и прикидывала, какие расходы можно еще урезать, на чем еще сэкономить. Напрасно уменьшала и без того скудные трактирные обеды, напрасно Вольфганг, чтобы сберечь несколько монет, ходил обедать к знакомым. Те небольшие средства, с которыми Моцарты приехали в Маннгейм, исчезали с угрожающей быстротой.

Наконец друзьям Моцарта удалось устроить его концерт, так называемую «академию», при дворе. Анна Мария, приехавшая вместе с сыном во дворец, так описывает это выступление: «Была большая академия. Вольфганг исполнил концерт, а напоследок, перед заключительной симфонией, импровизировал и сыграл сонату. Он имел огромный успех у курфюрста, его жены и всех, кто его слушал». А сам Вольфганг с надеждой прибавляет следующее:

«После академии Каннабих устроил так, что я смог поговорить с курфюрстом… Он мне сказал:

— Я слышал, ты написал в Мюнхене оперу?

— Да, ваша светлость, и я предлагаю свои услуги вашей милости. Моим самым большим желанием было бы написать здесь оперу. Прошу не забывать меня. Слава и благодарение господу, я могу писать и по-немецки, — и усмехнулся.

— Это легко может случиться…»

Но этого не случилось. Карл Теодор курфюрст пфальцский был типичным для своего времени феодальным князьком. Стремясь подражать Людовику XIV, «королю-солнцу», он жил в роскоши, расточительно сорил деньгами, в то время как подданные его прозябали в нищете. Княжеская резиденция поражала великолепием, между тем по улицам Маннгейма можно было пройти, лишь зажимая нос, — сточные канавы годами не вычищались. Карл Теодор, желая идти в ногу с эпохой, выдавал себя за поборника просвещения и покровителя искусств. На деле же он ничего не смыслил ни в науке, ни в искусстве. Политическими и государственными наставниками его были иезуиты, эстетические же вкусы формировали любовницы, которых он менял чаще, чем перчатки. Нет ничего удивительного в том, что Моцарт пришелся ему не ко двору. Как ни старались Каннабих и сам Вольфганг, службу в Маннгейме получить не удалось. Моцарт не получил даже плату за выступления при дворе. Сам Вольфганг, невесело пошучивая, рассказывает о княжеских милостях, которыми он был осыпан: