Оксана Балазанова - 10 гениев живописи

В 1534-м Микеланджело вернулся в Рим. В это время Климент VII обдумывал тему фресковой росписи алтарной стены Сикстинской капеллы. Он остановился на теме Страшного суда, и через два года Микеланджело приступил к созданию своего знаменитого произведения – картины «Страшный суд».

В 1534 году место папы занял Павел III (в миру Александр Фарнезе). И почти через четверть века после окончания росписи сикстинского плафона, которую, казалось, невозможно превзойти, скульптор приступил к работе над одной из самых грандиозных фресок за всю историю мировой живописи. Над этой огромной композицией Микеланджело работал с 1536 по 1541 год.

Когда художник свыкся с мыслью, что все-таки придется писать «Страшный суд», когда он очутился наедине с гигантской белой стеной, в которую должен был вдохнуть жизнь, и принялся за работу, то был уже далеко не молод. Шесть лет понадобилось великому мастеру, чтобы завершить свое творение.

Обычно композиция «Страшного суда» строилась из нескольких отдельных частей. У Микеланджело она представляет собой овальный водоворот обнаженных мускулистых тел. Фигура Христа, напоминающая Зевса, расположена наверху; его правая рука шлет проклятие тем, кто находится слева от него. Произведение очень динамично: скелеты встают из земли, спасенная душа поднимается вверх по гирлянде из роз, мужчина, которого дьявол тащит вниз, в ужасе закрывает лицо руками.

Как это случалось и прежде, новый папа, потеряв терпение, явился в капеллу. «Микеланджело, – рассказывает Вазари, – закончил свое произведение больше чем на три четверти, когда на него пришел посмотреть папа Павел; вместе с ним явился мессер Бьяджо да Чезене, церемониймейстер, очень придирчивый человек, который на вопрос, как он находит произведение, ответил: «Полное бесстыдство – изображать в таком священном месте столько голых людей, которые не стыдясь показывают срамные части своего тела; такое произведение годится для бань и кабаков, а не для папской капеллы». Это не понравилось Микеланджело, который, желая отомстить да Чезене, изобразил его, списав с натуры, в аду, с большой змеей, обвившейся вокруг его ног среди кучи дьяволов. Сколько не просил мессер Бьяджо папу и Микеланджело уничтожить это изображение, последний сохранил его. Да Чезене бросился жаловаться папе, но тот не помог ему: так он и остался в аду с ослиными ушами.

Писатель Пьетро Аретино (который, кстати, незадолго до этого восторгался фресками Микеланджело в письме к нему) решил подлить масла в огонь и заявил, что автора такой непристойной картины «следовало бы причислить к сторонникам Лютера». В те времена это было серьезное обвинение. Микеланджело спасла только его репутация».

«Страшный суд» стал отражением растущего пессимизма Микеланджело.

Сцену «Страшного суда» художник трактует как вселенскую, всечеловеческую катастрофу. В этой огромной по масштабу и грандиозной по замыслу фреске нет (да и не могло быть) жизнеутверждающих образов, подобных тем, которые были созданы при росписи плафона Сикстинской капеллы. Если раньше творчество Микеланджело пронизывала вера в человека, вера в то, что он является творцом своей судьбы, то теперь, расписывая алтарную стену, художник продемонстрировал беспомощность человека перед лицом судьбы.

Не сразу охватишь взглядом огромное количество персонажей, поражает динамичность фрески. Здесь и толпы грешников, которых волокут в подземелье ада; и возносящиеся к небу ликующие праведники; и сонмы ангелов и архангелов; и Харон, перевозящий души через подземную реку, и вершащий гневный суд Христос, и пугливо прижавшаяся к нему Дева Мария.

Люди, их поступки и дела, их мысли и страсти – вот что главное в картине. В толпе грешников оказался и папа Николай III – тот самый, который разрешил продажу церковных должностей.

Микеланджело изобразил всех персонажей нагими, и в этом был глубокий расчет великого мастера. Умея передавать тончайшие движения души через изображение внешнего, телесного, художник изобразил целую гамму чувств и переживаний своих героев. Но изобразить нагими Бога и апостолов – для этого в те времена нужна была огромная смелость.

Центром композиции является фигура Иисуса Христа, единственно устойчивая и не вовлеченная в вихрь движения. Лицо Христа непроницаемо, в карающий жест его руки вложено столько силы и мощи, что он истолковывается только как жест возмездия.

В смятении отвернулась Мария, не в силах ничего сделать для спасения человечества. В грозных взглядах апостолов, тесной толпой подступающих к Христу с орудиями пыток в руках, тоже выражено лишь требование возмездия и наказания грешников. Искусствовед В. Н. Лазарев писал о «Страшном суде»: «Здесь ангелов не отличить от святых, грешников от праведников, мужчин от женщин. Всех их увлекает один неумолимый поток движения, все они извиваются и корчатся от охватившего их страха и ужаса… Чем внимательнее вглядываешься в общую композицию фрески, тем настойчивее рождается ощущение, будто перед тобой огромное вращающееся колесо фортуны, вовлекающее в свой стремительный бег все новые и новые человеческие жизни, ни одна из которых не может избегнуть фатума. В таком толковании космической катастрофы уже не остается места для героя и героического деяния, не остается места и для милосердия. Недаром Мария не просит Христа о прощении, а пугливо к нему прижимается, обуреваемая страхом перед разбушевавшейся стихией…

По-прежнему Микеланджело изображает мощные фигуры с мужественными лицами, с широкими плечами, с хорошо развитым торсом, с мускулистыми конечностями. Но эти великаны уже не в силах противоборствовать судьбе. Поэтому искажены гримасами их лица, поэтому так безнадежны все их, даже самые энергичные, движения, напряженные и конвульсивные».

Одна деталь «Страшного суда» свидетельствует о мрачном настроении художника и представляет собой его горькую «подпись». У левой ноги Христа находится фигура св. Варфоломея, держащего в руках собственную кожу (он принял мученическую смерть, с него живьем содрали кожу). Черты лица святого напоминают Пьетро Аретино, который страстно нападал на Микеланджело из-за того, что считал неприличной его трактовку религиозного сюжета. Лицо на снятой коже св. Варфоломея – автопортрет художника.

В последний день октября 1541 года высшее духовенство и приглашенные миряне собрались в Сикстинской капелле, чтобы присутствовать при открытии новой фрески алтарной стены. Напряженное ожидание и потрясение от увиденного были так велики, а всеобщее нервное возбуждение до такой степени накалило атмосферу, что папа (уже Павел III Фарнезе) с благоговейным ужасом упал перед фреской на колени, умоляя Бога не вспоминать о его грехах в день Страшного суда.