Белтон Купер - Смертельные ловушки: Выживание американской бронетанковой дивизии во Второй мировой войне

Разведка доложила о перемещениях противника и представила данные о германских позициях вдоль реки Вир, а также к югу и северу от Эреля. Затем отдел ОБП проинструктировал нас относительно общего плана операции. Как оказалось, линия фронта к северу и западу от Сен-Ло (ключевым центром связи между подразделениями 7‑й армии вермахта) была крайне из вилиста, и перед собственно штурмом города следовало захватить определенные высоты в его окрестностях. Захватить Сен-Ло было критически необходимо, чтобы вырваться из Нормандии.

Оперативный план требовал в первую очередь занять высоты к северо-западу от города. 30‑я дивизия уже начала атаку этим утром, переправилась через Вир близ Эреля и, продвинувшись почти на три километра, заняла оборонительные позиции вокруг деревни. Боевая группа Б должна была переправиться через Вир в ночь на 9 июля и встать лагерем за позициями дивизии, прежде чем предпринять наступление на рассвете. Предполагалась, что эта операция несколько спрямит линию фронта и позволит 1‑й американской армии штурмовать Сен-Ло с более удобных позиций.

После инструктажа я доложил об услышанном майору Арлингтону. Примерно к восьми часам вечера на дороге Изиньи — Сен-Ло начали выстраиваться автоколонны. Группа офицеров связи формировалась сразу же за штабной колонной.

Наступление более походило на дорожную пробку: то встали, то поехали. По мере того как мы продвигались вперед по дороге и колонна прирастала, поддерживать уставной интервал между машинами становилось невозможно. К этому времени мы уже привыкли, что наши батареи периодически открывают огонь по немецким позициям. Чем ближе мы подъезжали к перекрестку с дорогой от Эреля на Ле-Дезер, расположенному в восьми километрах южнее Изиньи, тем сильнее становилась пальба.

Внезапно послышался нарастающий гул и три взрыва — немецкие снаряды рвались в роще приблизительно в девяноста метрах справа от нас. До этой минуты стрельба велась только с нашей стороны; теперь война повернулась и иной стороной. Под артогнем оказались мы сами.

Добравшись до перекрестка, колонна повернула направо, в направлении Эреля. Артиллерийский огонь противника становился все более мощным, впрочем, я не уверен, целились ли в нас или в пехоту. Так или иначе, а колонна, то растягиваясь, то сжимаясь на манер аккордеона, продвигалась к эрельскому мосту.

В какой-то момент я обнаружил себя во главе группы связи, прямо за принадлежащим БгБ полугусеничным бронетранспортером медицинской службы с красным крестом на борту. Я рассудил, что, если держаться к нему поближе, будет надежнее. Несмотря на все усиливающийся артиллерийский огонь противника, меня странным образом успокаивал дневной инструктаж, согласно которому БгБ должна была вступить в настоящий бой только следующим утром.

На подъездах к мосту, в сотне метров от окраины Эреля, мы проехали мимо старого трактира. Дом горел, на широком дворе, поблизости от брошенного джипа, валялись обнаженные тела двоих молодых американских солдат. Похоже было, что они укрылись от обстрела во дворе трактира, но снаряд ударил в стену дома, и взрывную волну отразило прямо на них. Удар вышвырнул обоих из машины и сорвал с них одежду. Страшно обожженную кожу покрывали багряно-черные пятна. Отсветы пожара плясали на телах, превращая их в сюрреалистически раскрашенные куклы. Отвернувшись, я заметил, что Смита, моего шофера, тоже мутит. Этим солдатикам даже в смерти не досталось хоть капли человеческого достоинства. Меня захлестнули омерзение и почти нестерпимая тоска. Мы оба (и я, и шофер) в ту минуту чувствовали себя очень смертными…

Прямое попадание немецкого снаряда снесло часть одного из пролетов каменного моста через Вир. Танки и полугусеничные бронетранспортеры по-прежнему шли через мост, но колесные машины пересекали реку по наплавному мосту в сотне метров ниже по течению. Перебравшись через мост, мы снова присоединились к танковой колонне, но военные полицейские пропускали машины по одной, загоняя их в интервалы между тяжелой техникой. Поэтому грузовик медицинской техники мне пришлось пропустить вперед. Когда нам дали наконец отмашку, перед нашим джипом оказался приписанный к штабу БгБ средний танк. Не уверен, к лучшему оно было или к худшему.

Колонна двигалась по узкой дороге, огибавшей с севера невысокий холм в центре городка. По обе ее стороны барьерами воздвигались живые изгороди. И стоило нам въехать в этот коридор, как воцарился кромешный ад. В тот момент мы не знали, что, как раз когда мы начинали переправу, немцы контратаковали к северу и к югу от города. Покуда колонна протискивалась узкой дорогой, мы находились между американскими и немецкими позициями: противник скрывался за живой изгородью с севера, наши — с юга.

По счастью, насыпи в основании живых изгородей были высоки, и стрельба велась в основном над нашими головами. Колонна медленно змеилась вверх по склону холма. Внезапно над башней переднего танка просвистел немецкий снаряд, который разорвался, врезавшись в ствол дерева по другую сторону живой изгороди. Хотя верхний башенный люк был открыт, командир танка не пострадал, поскольку был укрыт башенной броней с головой.

Хотя дело было ночью, на проселочной дороге, большая часть окрестных домов полыхала, и огни пожаров позволяли кое-как оглядеться. Мы не рисковали включать даже светомаскировочные фары, и приходилось быть очень осторожными, чтобы не столкнуться со впереди идущей машиной. Нам было проще: танк, за которым мы следовали, был так велик и шумен, что держаться от него на безопасном расстоянии было нетрудно. Зато нам приходилось быть внимательным, чтобы не позволить лейтенанту Фостеру, офицеру связи из 23‑го бронетанково-инженерного батальона, протаранить наш джип своим.

Когда мы добрались до вершины холма, военный полицейский указал нам участок по левую руку от дороги, где оказался лагерь штаба Боевой группы Б. На каком основании квартирьер выбрал именно его, было непонятно: обращенный к противнику пологий склон холма находился под прямым обстрелом немецкой артиллерии. Вдобавок это был сад: вражеские снаряды рвались в ветвях, осыпая землю ливнем смертоносных осколков.

Мой шофер, Смит, остановил машину на самом краю участка. Выбравшись наружу, мы принялись окапываться. Кремнистый известняк под ногами с трудом поддавался лопате, но мы рыли изо всех сил — саперной лопаткой, киркой и даже собственными касками. Всякий раз, как слышался вой летящего снаряда, мы ныряли головами в окоп. Должно быть, мы походили в те минуты на пару страусов, уткнувшихся клювами в песок и выставивших в воздух зады.

Уже позднее мы узнали, что немцы в ту ночь исхитрились взгромоздить 75‑миллиметровую противотанковую пушку PAK 41 на церковную колокольню в четырехстах метрах от нашего лагеря [11] PAK 41 — это орудие с коническим стволом калибра 75/55 мм. Эти пушки практически вышли из употребления уже к концу 1943 г. из-за трудности с вольфрамом, использовавшимся в ее снарядах. Всего было выпущено 150 штук. Намного более распространенной противотанковой пушкой была 75‑мм PAK 40, произведенная в 23 000 экземплярах. Ее вес составлял около полутора тонн, а при выстреле откат был такой, что сошники из земли можно было выдернуть только тягачом. Гораздо более вероятно, что на колокольне оказался 88‑мм станковый гранатомет « Püppchen » («Куколка»), который действительно внешне напоминает ПТП, но весит около 140 кг. (Прим. ред.) . А поскольку ко локольня была выше нашего холма, противник мог стрелять по нам прямой наводкой. Если бы не покров темноты, весь штаб БгБ был бы стерт с лица земли.