Василий Топильский - Розы на снегу

— Значит, в лес? — не то спросил, не то решил он.

— Думаю, так, — подтвердил Александр.

Сергей вопросительно посмотрел на Степана.

— Самое время, — кивнул тот.

…Долгой была первая ночь в лесу. На рассвете партизаны направились к деревне. Во дворе Лиды Моисеенко, однофамилицы Сергея, висел белый лоскут. Это был сигнал, что в деревне есть чужие. Кто же?

Мелькнул огонек в окне избы. Трое остались на дороге, а Сергей с Борисом осторожно прокрались по двору, приблизились к окошку и заглянули внутрь.

В избе было много народу. Сергей разглядел и мать. Почти у самого окна сидел Зуй с любимой плеткой. Он что-то кричал. Но женщины молчали. «Нас ищут, — понял Сергей. — Ну что ж, если так хочешь встретиться, то мы не отказываемся», — подумал он.

Ничего не узнав, обозленный Зуй отправился к себе в Ильино. Приехал домой и сразу завалился на печь. Разбудил осторожный стук в дверь.

— Кого там нечистая несет?

— Открой, свои.

Голос показался знакомым. Кряхтя, полез с печи. Открыл дверь. Из темноты сеней на него шагнул человек в шапке и полушубке. Зуй, щурясь, заглядывал ему в лицо, пытаясь узнать, и вдруг отпрянул.

— Что это?.. Брось!.. Чтой-то!.. — отрывисто говорил он, пятясь назад и не отрывая взгляда от маленького черного предмета в руке вошедшего. Мгновение ему казалось, что это сон. Он зажмурился и вновь открыл глаза. Дуло было перед ним. Вмиг весь покрылся потом, затряслись руки. Продолжая пятиться, он наткнулся на печь. И вдруг, решив, что она может спасти его, поспешно начал карабкаться наверх. Человек подошел вплотную к печи, и тут Зуй узнал его:

— Сергей! — И в то же мгновение он услышал:

— Получай, предатель, партизанскую пулю!

Раздался выстрел. Сергей слышал, как Зуй захрипел, словно раненый зверь, и затих. Подумал: может, еще одну пустить для верности, да пожалел пули. «Кончен», — решил он и вышел…

Светало, но солнце еще не появилось. А из деревни в деревню уже летел слух:

— Зуя подстрелили, сама видела!

— Чего несешь, язык у тебя без костей. Кто к нему сунется?

— Не убитый Зуй, раненный только, из Ильина пришли, сказывают.

— Ах ты змеюга подколодная, живучий какой оказался!

Серовато-белое небо смешалось со снегом, и леса вдали почти не стало видно. Нахлестывая лошадь, корчась от боли и ругаясь, мчался в Себеж раненый Зуй. «Скорее, скорее в комендатуру! Он привезет сюда солдат. Он еще посмотрит, как будут болтаться в петле эти бандиты». И Зуй захлебывался руганью.

…В деревню въехал отряд фашистов — человек тридцать. Они торопились, боялись, что скоро стемнеет, а тогда уж никакая сила не заставит их подойти и близко к лесу. В доме Моисеенко было пусто. Со двора в разные стороны уходило несколько лыжных следов.

— Искать матку, — приказал фельдфебель.

Сказалось, что в деревне матери Сергея нет, и никто не знает, где она.

— Партизанен найн? — начинал злиться фельдфебель.

В избу с медовой улыбочкой вошел Варлаам Панкратьев и с почтительностью произнес:

— С готовностью рад, если желаете, проводить в ихнюю землянку.

— Гут.

На высокой сосне, под которой приютилась партизанская землянка, сидел Николай и внимательно наблюдал за дорогой.

— Братцы, едут! — вдруг крикнул он.

— Кто? Сколько?

Николай снова припал к биноклю.

Да, трудно бы им пришлось, не окажись у Георгия Лукича Власова (брата расстрелянного председателя колхоза) этого бинокля.

— Четыре подводы, — сосчитал Николай, — гитлеровцы. — Помолчав, добавил: — Варлаам, кулачье отродье, ведет.

Через полчаса предатель, стоя у брошенной партизанами землянки, читал написанные на снегу слова:

«Кто за нами охотится, тому не жить».

Он с надеждой посмотрел на солдат, которые минировали подходы к землянке.

Таким было начало их партизанской жизни. Вскоре выработались свои законы, свой особый режим. Они никогда больше двух суток не находились на одном месте. Ночью шли за продуктами, на разведку. Деревенские жители далеко окрест уже знали их. «Сергеевцы прошли», — с чувством радости и гордости говорили они, увидев вдали цепочку лыжников.

В деревне Малеево самоотверженно помогал отряду Петр Власов. По ночам партизаны в сарае Власовых находили продукты, патроны или заказанные юношей у кузнеца на свой страх и риск ножи.

В деревне Предково Анастасия Терентьевна Власова пекла хлеб для партизан.

Уходили на разведку то в Долосцы, то в Себеж, то в Идрицу Женя Мелихова и ее мать Екатерина Осиповна.

В Долосцах постоянно помогали партизанам брат и сестра Терентий Максимович и Евгения Максимовна Пузыня.

Во многих избах рады были обогреть и накормить бесстрашных. Сначала их было всего пять. Потом пришел в отряд Володя Селявский — восемнадцатилетний, не знающий страха парень из деревни Мощеное. За ним Илья Михайлов, его ровесник, из деревни Долосцы. В апреле появились в отряде и девушки. Как дружили вместе в школе, так и в партизаны ушли Ирина Комарова, Надежда Федорова, Валентина Дождева и Елена Кондратьева.

Все смелее действовал отряд. Партизаны срывали доставку продовольствия для фашистской армии, не пропускали обозы крестьян, убивали гитлеровцев, сопровождавших их.

Почти каждый день Сергей Моисеенко брал тетрадку и делал короткие записи о засаде, о подрыве моста. А 15 февраля 1942 года написал:

«Поход к старосте. Взяли у него наган и ружье».

Знакомство со старостой Лещевым было интересным и неожиданным для партизан. Дело в том, что незадолго до войны Прокопа Ивановича Лещева судили: на маслозаводе, где он работал мастером, оказались испорченными продукты. Случайность ли то была какая или вредитель зло совершил, но мастеру пришлось за это ответить. Гитлеровцы, узнав об этом, сразу прониклись к нему доверием. По их понятию, он должен был на свою власть обидеться. Поэтому место старосты ему было доверено без колебаний. Зная, что может оказаться полезным для своих, Лещев принял предложение.

И вот партизаны решили наведаться к нему.

Дверь оказалась незапертой. Прокоп Иванович был в избе. Увидел партизан и спокойненько встал им навстречу.

— Стоять!

Остановился. Улыбается. Всматривается, но узнать не может.

— Говори, где оружие!

А он стоит и все разглядеть их пытается. Им уже и не по себе стало. Видимо узнав кого-то, Лещев заговорил:

— Я вам, ребята, вот что скажу. Оружие вы мое сейчас заберите. А когда следующий раз решите заглянуть, предупредите, я вам его побольше насобираю. Продукты вам тоже, конечно, нужны. И их буду давать. Ну как, устраивает? — И Прокоп Иванович хитро усмехнулся. — А теперь давайте пошумите здесь погромче да тикайте, а я чуть погодя к фашистам побегу на вас жаловаться. Негоже ведь старосте без оружия оставаться.